Ваша взяла, Дживс!. Пелам Вудхаус

– одна из ее попечительниц.

      – В смысле, одна из надзирательниц?

      – Берти, довольно молоть вздор! Послушай, олух царя небесного. Помнишь, у вас в Итоне был попечительский совет? Нечто подобное существует и в Маркет-Снодсберийской средней классической школе, и я в нем состою. Мне поручено организовать церемонию вручения призов за летний семестр. Она состоится в последний день месяца, то есть тридцать первого. Ты все понял?

      Я отпил еще немного живительной влаги и утвердительно кивнул. Столь очевидные вещи были доступны моему пониманию даже после вчерашней попойки.

      – Разумеется. Что тут мудреного? Маркет… Снодсбери… средняя школа… попечительский совет… вручение призов… Уж куда проще… Но при чем тут я?

      – Ты будешь вручать призы.

      Я захлопал глазами. Бред какой-то. Чтобы ляпнуть такую чушь, надо весь день просидеть на солнцепеке без шляпы.

      – Я?

      – Ты.

      Я еще больше выпучил глаза.

      – Вы хотите сказать – я?

      – Именно.

      Глаза у меня полезли на лоб.

      – Вы надо мной смеетесь, тетенька.

      – Еще чего! Будто у меня дел других нет. Призы должен был вручать викарий, но, когда приехала домой, я нашла от него письмо: он подвернул ногу и вынужден отказаться. Представляешь, в каком я положении? Всех обзвонила, никто не может. И тогда я вспомнила о тебе.

      Я решил в зародыше пресечь эту безумную затею. Бертрам Вустер готов угождать любимым тетушкам, но всему есть предел, есть черта, которую переступать нельзя.

      – И надеетесь, я соглашусь раздавать призы в этой вашей «Дотбойз-холл»[5] для придурков?

      – Надеюсь.

      – И держать речь?

      – Само собой.

      Я иронически рассмеялся.

      – Ради Бога, перестань булькать. Я с тобой серьезно разговариваю.

      – Я не булькал. Я смеялся.

      – В самом деле? Приятно, что моя просьба так тебя радует.

      – Это был иронический смех, – объяснил я. – Никаких призов я вручать не собираюсь. Не буду, и все. Точка.

      – Будешь, мой дорогой, или никогда больше тебе не переступить порог моего дома. Ты понимаешь, что это значит. Не видать тебе обедов Анатоля как своих ушей.

      Я содрогнулся. Тетушка говорила о своем поваре, выдающемся маэстро. Царь и бог в своем деле, единственный и непревзойденный, творящий из продуктов нечто божественное, тающее во рту, Анатоль магнитом притягивал меня в Бринкли-Корт. Стоит мне о нем вспомнить – и сразу слюнки текут. Счастливейшие минуты жизни я провел, поедая жаркое и рагу, сотворенные этим великим человеком, и мысль о том, что меня больше никогда не подпустят к кормушке, была невыносима.

      – Опомнитесь, тетя Далия! По-моему, вы хватили через край!

      – Ага, знала, что тебя проймет, обжора несчастный.

      – При чем здесь обжора, – с достоинством возразил я. – Тот, кто отдает должное кулинарному искусству гения, вовсе не обжора.

      – Не стану скрывать, я сама в восторге от его стряпни, – призналась тетушка. – Но имей

5

Школа для мальчиков в романе Диккенса «Жизнь и приключения Николаса Никлби», где царила палочная дисциплина, отупляющая учеников.