Подсолнухи. Мария Алексеевна Толмачёва

стоит ли описывать, несколько дней были как в том сне, когда он дал мне о себе знать. Мы гуляли по раскалённым улицам города, прячась в тени переулков между частными домами. Вечерами мы не смотрели закат. Да и зачем нужен закат, если рядом с тобой есть нечто невероятное и невообразимое? Следующие несколько недель я даже не помню, была ли дома. Мы, кажется, все ночи проводили на крышах и освящённых яркими фонарями парках. Единственное, что я точно помню – мы только и делали, что говорили. Нашу болтовню прерывали только неисчезающие приливы нежности и внезапные желания лишних прикосновений. Мы целовались столько, что иным на всю жизнь хватило бы.

      Я пришла через, кажется, три недели домой.

      Лицо матери… я запомнила его на всю жизнь. Пустые выцветшие глаза и в тон им седые волосы. Отец сильно похудел и словно стал меньше ростом. Они не объясняли мне, что произошло. Папа быстро схватил телефон и пробежал мимо меня на улицу. Мама истошно закричала, падая на пол. Картина впечатляющая. Я никак не могла понять, что случилось, и стояла в оцепенении. Я очнулась только тогда, когда за руку меня схватили крошечные горячие пальчики моего брата. Он плакал. Обняв меня, он поведал мне историю так, как понял из криков родителей.

      Они считали, что я больна. Что я помешалась на влюблённости, на человеке, и не могу выти из этого состояния. К сожалению, это всё, что я узнала о себе на тот момент. В следующую секунду, после того, как братик обвинил меня в сумасшествии, меня схватили двое крупных мужчин, всадив в ягодицу шприц.

      Глаза мои подняли спустя несколько суток, как я поняла. Вокруг не было ни души, и не было слышно ни звука. Комната была совершенно белая. Из мебели только койка с какими-то странными креплениями по бокам и тумбочка напротив. На ней – стакан воды и подсолнух в вазе. Я снова опустила веки и принялась размышлять. Я определённо не сошла с ума. Будь я больна, меня бы уже давно отловили где-нибудь на улице и отвезли в психушку.

      Психиатрическая лечебница. Вот, где я. Эта мысль ударила меня, как током. Я попыталась вскочить с кровати, но одна моя щиколотка оказалась закрыта металлическим креплением, прикованным к кровати. Я попыталась её расстегнуть, увидев небольшую замочную скважину. Вернее, я попыталась дотянуться до неё, но сил хватило только чтобы сесть в кровати. Я повалилась на спину и уставилась в потолок. В комнату вошли. Я закрыла глаза, потому что не хотела видеть этого человека. Наверняка, какой-то врач, который будет расспрашивать о том, что он и так знает из моей медкарты, а потом говорить шаблонные фразы, чтобы успокоить и расположить пациента.

      – Только у него ничего не выйдет, – подумала я, – ни слова ему не скажу. Я положила рот на руку, ознаменовав тем самым, что ему не будет отправлено ни единой мысли из моей головы.

      На мою кисть легла тёплая мужская рука. Я почувствовала знакомый запах. Это был он. Он, я точно знала. Слёзы катились по вискам, кода я подняла веки. Совсем настоящий.

      – Вот же он, мама! – хотелось мне крикнуть, – Я не сумасшедшая, пап! Заберите меня домой…

      Я подвинулась к краю кровати,