На чужом пиру. Серик Асылбекулы

пор, наконец улегся, утренний воздух был свеж и чист. Холодный, бодрящий, он вселял жизнь во все окружающее. Этот голубой утренний свет, звезды, гаснущие на черном бархате небосвода, казались Курмашу романтичными, возвышенно-прекрасными. «Вот это и есть, наверное, утро нашего дня», – просветленно подумал он. И тотчас вздрогнул от неожиданных звуков. Прямо над ним, со свистом рассекая крылями воздух, летели журавли. Курмаш запрокинул голову, глядя в небо. Птичий караван – ровный, словно по нитке вытянутый – повис низко над землей. Курмаш отчетливо, ясно видел журавлей. «О господи, – невольно забеспокоился он, – что ж они раньше не улетели, как бы не замерзли в пути». А потом подумал: «Мне теперь все равно не уснуть, лучше прогуляюсь немного».

      Он долго провожал глазами журавлиный караван. Так и стоял посреди улицы, наконец двинулся дальше.

      Шагая, удивлялся сам себе: «И чего это я брожу? Люди-то, небось, десятый сон видят. Мог бы и я вздремнуть часок-другой. Хотя, впрочем, какой сон сегодня. Теперь уж не до сна».

      В какой-то момент он поднял голову и осмотрелся по сторонам. Все вокруг было такое знакомое. До боли родная калитка в синих воротах. Глянул на окно – свет в нем еще горел. Это был дом Жаныл.

      Безрассудство охватило Курмаша. Он отворил калитку и вошел во двор. Затем, крадучись ступая, приблизился к окну. Между занавесками светилась щелка – оперевшись на ставню, заглянул в нее. Поискал глазами кровать Жаныл. Увидел ее на прежнем месте. Однако постель не была разостлана. И в тот же момент он увидел Жаныл – она сидела за письменным столом, спрятав лицо в руках.

      Дрожь пробежала по телу Курмаша. Глядя на Жаныл, именно на такую, он понял, как невыразимо близка и дорога она его сердцу.

      Потомок Ходжи Насреддина

      Куда ни кинь – всюду клин. Что за доля выпала Алданышу? Уже сорок девять ему, к другим в этом возрасте нет-нет да и обратятся: аксакал – «почтенный» а его старики до сих пор зовут, как ласково называла мать в детстве – Алдошем. Не везет ему в жизни, а почему, сам черт не разберет. Взять хотя бы последний случай. Вернулся с работы в лучшем расположении духа, сытно поел, запил ужин разогретой сурпой, вышел из избенки на чистый воздух и с чувством дельно прожитого дня ковырнул спичкой в щербатых зубах… Вдруг, ни с того, ни с сего, как гром среди ясного неба, разразился скандал.

      Не иначе как шайтан тянул за хвост бурого вола, тот чудом пробрался во двор управляющего фермой и невозмутимо жевал чужое сено. Этот высокий дом под шиферной крышей был как раз напротив. И когда за оградой раздались сатанинские вопли, сердце Алданыша екнуло, почуяв неладное. А когда из ворот управляющего выскочил бурый вол – он и вовсе растерялся.

      Этот пронзительный, как рев пилорамы, голос был знаком всему аулу. Он принадлежал жене управляющего: длинной, сухой, вечно злющей бабенке Бихташе. Размахивая вилами, женщина выскочила следом за соседской скотиной.

      – Чтоб ты сдох, проклятый… Сибирская язва тебя разрази… Чтоб твои кишки полопались от обжорства…

      Вол