Популярное НЕбогословие Евсевия Феофоба. Михаил Стефанович

и боящийся Бога». Впечатляющая характеристика. Не правда ли? Претенциозная. Но так ли это на самом деле? Таков ли он, Евсевий Феофоб? И если таков, то насколько таков? Сколько в нём неподдельных благочестия с богобоязненностью, а сколько позёрства? Мдя. Непростой вопрос. Но! Поскольку написано: «кто из человеков знает, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем?», то и я предлагаю не подвергать сомнению соответствие внутреннего содержания человека и его имени, а принять в простоте. Тем более, что это и не имя вовсе. Псевдоним.

      Почему псевдоним? Откуда взялся? Всё очень просто. Наш Евсевий очень читать любил. Ну как любил? До сих пор любит. Читает. Много читает. Разное читает. И разных. И Сурожского Антония и Сухомлинского Василия, и Мак-Грата с Мак-Артуром заграничных и Макаренко отечественного, и Августина Аврелия и Иустина Философа, и Лойолу Игнатия и другого Игнатия, Брянчанинова. И даже Библию Евсевий читает! Представляете? До сих пор читает. Уже лет двадцать как. Или больше. Соседи всё никак в толк взять не могут. «Чего, – говорят, – ты её затёртую снова треплешь? Поставь уж на полку, пусть отдохнёт. Или глупый ты совсем? Никак не можешь до конца дочитать? Что там тебе в ней, в Библии, не понятно? Блаженненький ты какой-то. Не блаженный, а именно так: блаженненький».

      А Евсевий знай, читает да читает. Вот и вычитал в один день, про Корнилия-сотника, из книги Деяний Апостолов, что был тот «муж… благочестивый и боящийся Бога», а по-гречески – «эусебос» и «фобуменос тон Феон». Вычитал и подумал про себя: «А что? Я тоже из военных. Тоже из язычников-неевреев. Тоже молюсь и Бога боюсь. Вот и буду Евсевий. Фобуменос. Только без немецких этих тон-фон, попроще. Фобуменофеон? Неее… не выговорить. Феонофобус? Как-то тоже не так. Как-то Феона Шрековская вспоминается. О! Точно! Буду Феофоб. Ведь есть же Феофан, Феофил. Почему не может быть Феофоба?» Так и появился наш герой на свет. Вернее имя его появилось.

      Да. Так вот, читает наш Евсевий много. Но не просто читает. Он ещё и вопросы задаёт. Много вопросов. Острых и неудобных вопросов. «А почему так? А кто это придумал? А где это написано? А почему нельзя в этой церкви галстук носить? А почему нужно в другой церкви галстук носить? А про пуговку верхнюю в каком послании написано? А если послание к римлянам или коринфянам, то зачем его воронежцу читать? А почему нельзя Кока-Колой и чипсами причащаться? Особенно, если виноградного вина нет?» И ещё много разных вопросов, на которые никто ответить не может.

      Неудобный он, Евсевий. От того не вписывается в иерархические круги. Вернее, не принимается этими кругами. От того не хочет, чтобы его богословом называли. От того ограничен в возможностях служения. Хотя и двадцать лет уже вроде бы как ограничен.

      Нередко Евсевию говаривали друзья-доброхоты, что не помешало бы попроще стать, не донимать других вопросами да рассуждениями несогласными, не отвлекать служителей от служения человечеству. А то если каждый начнёт от служения отвлекать, то когда тогда служителям служить? Тогда и некогда! Но вот как начитается Евсевий новых книжек каких, про то, что нельзя быть кем-то кроме себя, так и отказывается меняться. «Если бы, – говорит, – Бог хотел меня безмолвным видеть и безмозглым, зачем бы Он мне давал тогда язык и разум?» – и снова вопросом, заметили? Вот ведь какой противный неудобный!

      И в силу неудобности своей вынужден был Евсевий много времени в размышлениях проводить, а не в приятном дружеском общении. А размышления они ведь требуют, чтобы ими делились, ведь так? Иначе в них захлебнёшься? Или нет? (Тьфу ты, не иначе как от Евсевия заразился! Уже и сам вопросами разговаривать начал!) Вот и начал Евсевий делиться с кем найдёт. А искать Евсевий выходил в поле окрестное. И находил. Много кого находил. И делился. А я иногда подслушивал и записывал. Так и появилась эта книга: «Популярное НЕбогословие Евсевия Феофоба».

      2. Зна́мение кузнечика

      Вышел однажды Евсевий Феофо́б в поле прогуляться. И встретился там с кузнечиками. И вспомнил вдруг про саранчу библейскую.

      Не знаю, доводилось ли вам видеть тучи саранчи, застилающие всё небо вверху и всю землю внизу? Не знаю, какие чувства вы испытывали, если доводилось? Не могу ответить вместо вас. Но могу ответить за себя. Нет, туч саранчи я не видел. Но да, чувства испытывал. Неприятные чувства. Вид даже одной особи, с угрожающим «кинжалом», торчащим из брюшка вместо хвоста, «кинжала», про который мои сверстники-дошкольники рассказывали, что это грозное и изощрённое холодное оружие, вид даже единичного экземпляра отпечатался в моей памяти с далёкого-далёкого детства в виде не поддающихся контролю страха и ощущения гадливости. Этакая смесь брезгливого «ффуу» и встревоженного «ууфф».

      Саранча страшна и мерзка. То ли дело кузнечики. Особенно те, которые при прыжке раскрывают огненно-оранжевые или небесно-голубые крылья, превращая свой прыжок в полёт. Полёт разноцветных сигнальных ракет. Или праздничных флажков. Этакие знаменосцы насекомого мира. Этакие летающие фонарики. Или парапланы. Это