Борис Суперфин. Дмитрий Раскин

входит в саму сущность Бытия, им скрываемую»? Но это не неудача, а глубина – непостижимая и бездонная. И туда не доходит свет… Может быть, в том, что Бытие «больше», «глубже» себя самого на Ничто? На Ничто превосходит собственную сущность?.. Чем только за это платит? Но Ничто есть посредством Бытия и только. И разве, опять же, можно сие посчитать за бытийную неудачу?» – Он не знает, пусть и пытается… Как не знает, восхождение ли это универсалий в собственную глубину или провал в нее. – «Бытие прорывается сквозь себя самого к себе самому и не достигает… Это и есть Бытие. Из разлома, из Ничто? Открытие предела, открытие бездонности. Этот наш горьковатый привкус. Способ для мира быть на краешке самого себя.

      Бытие трансцендирует само себя, ничтожит себя самого за ради себя самого – но, оказалось, заради Ничто… Умножение Ничто?.. Это и есть Бытие?! Добавляет себе самому преодоленному, себе отброшенному, пусть не истины или же силы – глубины. Даже если глубина – само Ничто. Неудача бытия? Его торжество над собственной сущностью? Сколько б сама сущность не объявляла «торжество» своим способом о-существления и тэ. дэ… Бытие заблуждается, пытаясь основать себя из себя самого, пусть и посредством Ничто. Бытие – неудача такой попытки. И в этом смысле оно безосновно? Только это Бытие?! Возрастание Ничто. Но Бытие, Ничто, мир Бытия и Ничто, построенные на своей неудаче или же ни на чем, дают возможность. Чего вот только? Глубины и свободы. А это значит, возможно всё. (Независимо от «удачи» ли, «неудачи» Универсалий.) Смыслы, истины наши, радость, любовь, красота, добро возможны». – Вот так он видит «взаимосвязь онтологии и этики». Борис смущается в конце. – «Без подпорок, без страховки».

      Его слушатели расходятся не торопясь, все они знакомы друг с другом, говорят о болячках, лекарствах, об общих знакомых и прочее. Сам выход на люди важен для них, главное, не закисать в своем углу.

      Старичок, один из тех, кто заснул на лекции, подходит к столу. Его улыбчивая, кругленькая жена держит его под руку.

      – Борис, а куда вы дели Господа Бога?

      – Вы правильно поняли меня, – кивнул Борис.

      – Боюсь, только это и понял, – ответил старичок. – Да и предыдущие ваши лекции сложноваты для меня. Но чувство, сознание подлинности самого себя (видите, пытаюсь говорить вашим языком) у меня есть. Почему? Не знаю. Притом, что как-то не очень получается у меня насчет осмысленности и правоты прожитой мною жизни.

      – Ну, ты сейчас наговоришь. – Жена нежно накрыла свободной своей ладошкой пальцы той его руки, под которую его держала.

      – Сам я, как вы, наверное, понимаете, неверующий, но… А вы, Борис, из какого города? – вдруг спросил старичок.

      – Из N-ска.

      – Да-а! А вы Бруков знаете? А Гершмана Марка Михайловича?

      – Нет. Город очень большой.

      На самом деле Борис немного знал Марка Михайловича, а с Бруками его родители были дружны в общем-то всю жизнь, но не хотелось сейчас такого разговора.

      – Жаль, – старичок замялся, соображая, чтобы еще