По дорогам жизни и смерти. Эмма Устинович

у меня от такой жизни – скверный. Я всегда отдуплюсь; с пылающими щеками и глазами громким резким учительским голосом низвергаю «врагов». Итоговый педсовет удался, начальство довольно, потому что он был критическим и целенаправленным. Все устремляются в кассу получать зарплату и отпускные.

      Утром на следующий день я просыпаюсь, как обычно, но понимаю, что я – в отпуске и мне не надо торопиться. В теле у меня – тяжесть; я отекла, голова шумит, в сердце – боль. Значит, повысилось давление… Я встаю и иду на кухню, чтобы выпить таблетку, потом подхожу к зеркалу… На меня смотрит ещё молодая женщина, с приятным, но усталым и бледным до желтизны лицом, с покрасневшими глазами… Я вглядываюсь и думаю: «Разве можно быть иной, годы работая в полуподвальном, плохо проветриваемом классе?» Иду к окну, открываю форточку и снова ложусь…

      Но едва я закрыла глаза, как в дверь резко позвонили… Я встаю и думаю раздражённо: «Кого несёт с утра пораньше?»

      Открываю дверь – это моя подруга, журналистка областного телевидения Татьяна. Она входит и поздоровавшись, решительно заявляет: «Скорей одевайся, мы едем на съёмку туда, где похоронен твой муж, можем подбросить тебя на кладбище к могиле».

      Такое предложение вмиг снимает с меня усталость, я давно не была на могиле мужа, а добираться туда сложно. Наспех заплетаю свою тяжёлую косу, закрепляю её на затылке шпильками и, плеснув в лицо водой, быстро одеваюсь. Через 20 минут мы сидим в телевизионной машине и за стёклами уже пролетают улицы моего родного города, а мне кажется, что я вижу его впервые… Потом замелькали пейзажи; я оживилась, вглядываясь в пролетающие картины: поле, лес, луга, опять лес и снова луга. Вдали работают сенокосилки. Старший оператор, очень опытный телевизионщик, обращаясь ко всем, сказал: «А вот начинаются угодья совхоза, куда мы едем снимать». Шофёр затормозил и остановил машину у края дороги.

      Сенокосилки тоже подходили к краю луга: впереди шла машина, которая рядами срезала траву, а другая вслед подбирала её для силоса. Не дойдя до дороги, они остановились. Два механизатора: один – средних лет, а другой – парнишка, соскочили на землю и подошли к телевизионной машине. Операторы, наконец, выгрузили оборудование для съёмки, и я смогла выйти из машины. Я вылезла и мои лёгкие заполнились кислородом со свежим ароматом скошенных трав. Я, как сомнамбула, двинулась прямо к траве, наклонилась к ряду и захватила пучок двумя руками, поднесла к лицу и, наслаждаясь ароматом, ни к кому не обращаясь, воскликнула: «Господи, как хорошо пахнет!» Моё зрение зафиксировало изумлённые взгляды механизаторов, насмешливый и высокомерный взгляд моей подруги и любопытный интерес операторов, но я не воспринимала это ни умом, ни сердцем, а опустила бережно пучок и, наклонившись над рядом, стала медленно выбирать из травы липкие, розовые, луговые гвоздички.

      Всем известно: крестьяне считают горожан бездельниками; особенно в страду им не до сантиментов. И моя подруга, чтобы не разрушить уважение к телевизионной бригаде