И ад следовал за ним: Выстрел. Михаил Любимов

горит, даже жара.

      Чтобы пройти над морем,

      Сгинув в небытии кротко И без зла,

      Почести получив по сану.

      “В белом плаще с кровавым подбоем,

      Шаркающей кавалерийской походкой,

      Четырнадцатого числа Весеннего месяца нисана…”

      Ах, поэты,

      Все вас тянет в какофонию,

      В идиотские потоки сознания.

      Неуместная ирония, неумелое отражение

      Волнения, потрясения, падения

      Общественного мнения.

      Где нить рассказа?

      Начинается с бухты-барахты,

      С претензии на философское размышление.

      Лажа.

      Ни хрена тут нет.

      Пахнет обыкновенным плагиатом.

      Дайте сюжет,

      Как в “Дайте мужа Анне Закеа!”.

      Что хочет сказать автор?

      …А автор хочет вам сказать,

      Что любит пиво и сосиски.

      …А автор хочет вам сказать

      То, что ему на вас начхать.

      …А автор хочет вам сказать,

      Что по заплеванной аллее

      Оленем грустным он шагал,

      Реальность густо отражал,

      Вернее, отражать пытался.

      Но как наш автор ни старался,

      Ее, увы, не отразил.

      До хрипа трубку он курил

      И до видений напивался.

      Сидел на лавочке, дымя,

      И думал, как убить себя.

      Он мыслил плоско, трафаретно:

      Ведь скоро минет пятьдесят…

      Поэты все в аду горят,

      А те, кто живы, – не поэты!

      Ногами влажными, босыми

      Он грязь месил и всласть вонял.

      Поэты все в аду горят, – звенело хрупко.

      Воздух, синий От подгоревших шашлыков,

      На важность сплющенных мозгов

      Давил несокрушимым сплином,

      Как англичане говорят.

      Поэты все в аду горят,

      В плащах, залитых стеарином,

      Сгибаясь над листом в ночи.

      Горят, как зарево, плащи.

      Так думал я. А на аллее

      Уже шуршали и шумели,

      Гремела музыка в саду.

      Пьянящий аромат “Шанели”,

      Буфет, шампанское во льду.

      Так думал я. А с высоты

      Уже кружилось и звенело:

      За музыкою только дело.

      Итак, не выбирай пути,

      Почти бесплотность предпочти

      Тому, что слишком плоть и тело.

      Твое томление знакомо.

      Вся эта нервность – как саркома.

      Тасуй тяжелую колоду,

      Пока не ляжет туз коронный,

      И в знак любви кинжал каленый

      Давай надломим на колене,

      Кинжал единого каленья

      Давай надломим на колене.

      И если строго между нами,

      Меж ангелами и волками,

      Мечтаешь ты, что туз коронный

      Падет, как камень, из колоды.

      Твой козырной, твой друг заветный…

      А что твой туз? Прыжок карьерный?

      Поэмка с запахом горелым?

      Вино в бокале запотелом?

      Слова каленые, литые,

      Слова лихие и святые,

      И почерк вроде бы корявый,

      И прочерк вроде бы кровавый,

      И надо всем – смешок