Кошкины слезы. Михаил Булатов

надеялась, что Серьезная не поймет, что не одна находится в туалете. Не тут-то было, ее оказалось не просто провести. Она вежливо кашлянула и сказала:

      – Привет, Макака. Ты, говорят, вскрыться пыталась?

      Катя вздохнула и шмыгнула носом. Пытаться скрыть свое присутствие все равно уже не имело смысла. На вопрос она ничего не ответила, да и что тут ответишь? Серьезная протянула вперед руку, коснулась волос Кати, определяя ее местоположение. Катя от этого прикосновения вжала голову в плечи, но тут Серьезная совершила то, на что Катя никак не могла рассчитывать. Она почти ласково погладила ее по голове и участливо спросила:

      – Курить будешь?

      И, не дожидаясь ответа, подкурила вторую сигарету и всунула ее Кате в губы. Катя, сильно затянувшись, закашлялась. Она вспомнила, как два с половиной года назад, в пионерском лагере, сидела на подоконнике с мальчиком, имени которого так и не узнала. Все его звали Крюгером, а настоящее имя она спросить постеснялась. Он тогда курил, уставившись в звездное небо. Тогда она впервые увидела падающую звезду, и – вот дура! – загадала желание, чтобы ночь никогда не заканчивалась. Что же, можно сказать, что звезда ее не подвела. Наутро они с Крюгером впопыхах попрощались, а потом.… А потом мало кто из детей, находящихся в автобусе, остался в живых. Ей повезло больше, чем тому мальчику. Повезло, как же. Два с половиной года назад. Когда глаза еще были зрячими. Следующую затяжку Катя сделала более спокойно и осмысленно. Услышав это, Серьезная значительно заметила:

      – Ишь, как быстро втянулась. Не фуфло какое-нибудь. «Dunhill», стопроцентно кубинское курево.

      Нельзя сказать, что после этого случая Серьезная стала для Кати лучшей подругой, она скорее взяла ее себе под крылышко. «Научу тебя жизни», так любила она говорить. Этой самой жизни, впрочем, боялись все, хоть и не все подавали вид. Не сложно представить, какая жизнь ждала слепых за стенами интерната. После выпуска тех, кому повезло чуть больше, забирали к себе родители. Большинство же отправлялись в дома престарелых. Серьезная относилась к той категории, которым «повезло чуть меньше» – родителей и близких родственников у нее не было. Катя помнила, как Серьезная как-то ночью, за несколько дней до выпуска, забралась к ней в постель и крепко ее обняла. Потом молча поднялась и ушла куда-то. Утром Катя узнала, что Серьезная «вскрылась» осколком зеркальца в душевой кабинке, откачать ее так и не успели. Катя после этого вообще перестала разговаривать. Она и раньше-то не была особо словоохотливой.

      Поводыря Кате выписали почти сразу после интерната. Сказать, что мать была счастлива возвращению дочери, значило бы сильно приукрасить события. На улицу, впрочем, не выгнала, и то ладно. Больше всего неприязни у нее было к овчарке-поводырю, которая теперь жила с ними в однокомнатной квартире. «От нее только грязь и вонь, и никакого проку» – говорила она всякий раз, когда видела, как