Наследник. Марк Арен

здесь живете один? – спросила Катя.

      – С Андреем, – ответил Майкл. – Родных у меня нет, я рос без отца, без матери. Но так вышло, что обрел приемных родителей, а вместе с ними родню в лице целой армии кузенов, дедушек, бабушек, дядюшек, тетушек.

      Снизу что-то прокричали по-гречески, Майкл, коротко ответив, соскочил с перил и подал руку Кате.

      – Давайте спустимся на веранду. Скоро обед.

      Как оказалось, в доме была прислуга. Невидимая и неслышная, но оставляющая после себя заметные следы. Стол был накрыт на троих. Никаких изысков, все блюда были простыми и вкусными. От вина отец отказался, Майкл тоже не стал пить. Когда же они вернулись на балкон, там уже стоял чайный столик, окруженный тремя креслами, а на отдельном столе возвышался настоящий сияющий самовар.

      Все в Катиной семье были заядлыми чаевниками, и один только запах самоварного дымка доставлял ей огромное удовольствие. Майкл, как выяснилось, тоже знал толк в чаепитии. Он обошелся без китайских причуд или японских церемоний, и они смогли почаевничать по-русски, от души, с размахом.

      – Дивное место! – сказал отец, вытирая вспотевший лоб салфеткой.

      Майкл оглядел горы, небо, море и кивнул.

      – Этот остров всегда был собственностью королевского дома. Даже в те годы, когда король был в изгнании. Как только была восстановлена монархия, здесь хотели построить резиденцию для принцесс. Но королева решила оставить все нетронутым.

      – Да-а-а, – задумчиво протянул отец. – Трудно поверить, что в наше время люди вновь захотели стать подданными короля.

      – Интересно, кто станет следующим президентом? – взглянула на отца Катя и сама же ответила: – Многие считают, что Деев. – И, вытянув шею к вазочкам, спросила: – А что это у вас за варенье?

      – Айва, инжир, орехи, – сказал Майкл, подвинув к ней вазочки.

      – Был такой общественный деятель, Василий Шульгин, – продолжая смотреть на море, начал Катин отец. – Во время Февральской революции именно он принял отречение из рук Николая II… – Сказав это, он перевел глаза на Майкла. Но тот продолжал все так же безмятежно смотреть на Николая Борисовича.

      – Так вот, – продолжил Катин отец, переведя взгляд снова на море, – этот самый Шульгин писал, что однажды придет некто, кто возьмет от большевиков их решимость принимать на свою ответственность невероятные решения. Их жестокость в претворении однажды решенного. Он будет истинно красным по волевой силе и истинно белым по задачам, им преследуемым. Он будет большевик по энергии и националист по убеждениям. У него нижняя челюсть одинокого вепря и человеческие глаза. И лоб мыслителя. И что весь этот ужас, который навис над Россией, – это только страшные, трудные, ужасно мучительные роды самодержца.

      – Так Деев и разглагольствует о монархии, – смакуя варенье, вставила «свои пять копеек» Катя. – Он недавно втолковывал, что это единственная форма правления, когда у власти случайно может оказаться приличный человек.

      – Наверное, имеет в виду себя, усмехнулся Николай Борисович, –