У последней черты. Михаил Арцыбашев

а земля-то моя… на которой памятники стоять будут! – как будто дразня и в самом деле, продолжал Арбузов. – Все мое… только счастья нет! – неожиданно прибавил он и бешено закричал: – Павел, стой! Не видишь, дурак, отстали… подождать надо!

      Тройка, взрывая землю и садясь, остановилась. Хором завопили и долго не могли успокоиться обиженные бубенчики. От лошадей столбом валил пар, уже розовый от зари.

      Сзади поспевали два других экипажа, уже слышны были крики, и кто-то, красный в первых лучах восходящего солнца, махал фуражкой.

      Экипажи налетели сзади, сцепились колесами и стали. Все громко заговорили, закричали, засмеялись. Стало вдруг весело и легко опять. Усталость мгновенно исчезла. Яркое свежее утро вошло в души молодой удалью.

      Только рыжий батюшка, совершенно измученный, с повисшими, размокшими кудрями, брюзжал и жаловался:

      – Напрасно поехали… И попадья будет беспокоиться… Бог знает, что выдумали… вовсе даже не остроумно!

      – Что? – спросил Арбузов, тяжело поворачивая к нему мрачные жгучие глаза.

      – Напрасно, говорю, поехал я, и попадья…

      – А, попадья? – бешено заорал Арбузов, налив кровью воспаленные белки, – а какого черта ты ввязался?.. Попадья? Ну, и ступай к попадье!.. Пошел, вылазь!

      Рыжий батюшка испугался и обиделся.

      – Да что ж я… только говорю…

      – А, говоришь? – с непонятной злобой орал Арбузов, никого не слушая. – Ну, и ступай… марш!.. Павел, гони его в шею!

      – Вы позвольте, с духовным лицом так об…

      – Я тебе говорю! – бешено не крикнул, а взвизгнул Арбузов и поднял нагайку.

      Батюшка побледнел и, смиренно, беспомощно оглядываясь на всех умоляющими глазами, полез из экипажа и остановился на краю дороги.

      – Павел, трогай! – крикнул Арбузов.

      – Ну, что ты делаешь! – недовольно заговорил Михайлов.

      – Купеческое самодурство… – брезгливо пробормотал Чиж.

      Арбузов мрачно и как будто выжидающе смотрел на Михайлова.

      – А кто не хочет… – медленно и грозно проговорил он.

      И все замолчали. Только доктор Арнольди быстро взглянул на Арбузова и Михайлова своими умными глазками, да Наумов равнодушно пожал плечами. Остальные смотрели в сторону.

      Лошади тронулись. Рыжий батюшка столбом стоял у края дороги и с полным недоумением смотрел, как удалялись экипажи и таяли в ярком свете восходящего солнца.

      Потом он растерянно развел руками и пошел следом. Потом остановился, снял шляпу и провел рукой по волосам, точно прихорашиваясь перед исповедью. Потом опять пошел назад, потом вперед и, наконец, медленно побрел по старой дороге, смешно подымая рясу и пожимая плечами.

      – Скандал! – сокрушенно вздыхал он. – Говорила попадья: не связывайся… Вот по ее и вышло!.. Позор!

      Уже когда совсем взошло солнце и загорелись огнями, розовыми, голубыми и желтыми, омытые росой плетни, крыши и колодцы, он вошел в какую-то деревню, которой ночью даже не приметил.

      Рыжий батюшка был страшно