Время не ждет. Материалы к жизнеописанию и духовному наследию протоиерея Василия Ермакова. Ирина Корнилова

свой. После смерти батюшки Валерия этот крест был передан владыке Алексию, для которого он, как крест его отца, является семейной реликвией. А наш батюшка Валерий похоронен согласно его завещанию – с деревянным крестом.

      Оказание помощи людям в беде было призванием отца Михаила, его естественным состоянием. Узнав, что в немецких лагерях в ужасных условиях живут дети, отобранные у родителей, он призвал жителей Таллина брать этих детей в свои семьи – и многие в самом деле взяли на воспитание этих детей-сирот. Так, семья отца Григория Алексеева (будущего владыки Иоанна) взяла к себе мальчика Петра, а семья Залипских из Нымме – девочку Валентину. Сам отец Михаил вытащил из лагеря, а потом и воспитал вблизи своего сына известного ныне священника Василия Ермакова, тогда бывшего еще подростком. Отец Василий на всю жизнь сохранил дружеские отношения со Святейшим и благодарную память о его отце, о чем он часто говорит в своих беседах и интервью.

      Отец Михаил умел облегчить страдания чужой души, снять с нее тяжкий груз. Мы приходили к нему не часто, далеко не каждую неделю – может, раз в месяц, а то и в два-три месяца. Иногда приходили в такие моменты, когда положение казалось безвыходным, когда нападали тоска и отчаяние. И всегда уходили спокойные, утешенные – и это утешение являлось как бы само собой, как будто ты очень хотел пить и просто утолил жажду. Так и отец Михаил просто подавал тебе воду, если допустимо такое сравнение. Подъем душевный происходил как бы сам собой, и легче становилось тоже как бы само по себе.

      Не могу вспомнить какие-то моменты чествования отца Михаила – он умел уходить от этого, его дела не выделялись, не бросались людям в глаза. Это можно назвать природной скромностью. Он всегда был в ровном настроении, никогда не выказывал своей озабоченности и никогда не было заметно, что батюшка чем-то расстроен или недоволен. Он всегда был в хорошем, добром настроении. И в своем поведении он всегда был ровен со всеми. Никогда не бывало ощущения, что к другому человеку, например более важному, он был внимательнее, чем к тебе. Он не делал различий между людьми, это было его отличительной чертой.

      В какое бы время дня ты к нему ни обратился, казалось, что он ждал твоего прихода. Когда он с тобой разговаривал, то взгляд его был по-особенному внимательным и как бы входил в твою душу, так, что ты даже и подумать не мог о том, чтобы что-нибудь утаить: ведь он и так уже все увидел… Поэтому и откровенность возникала как бы сама собой, естественно. Ты выкладывал всё без утайки и всегда уходил с успокоенной душой. Его мягкий голос, его вид, его ряса, в которой он ходил всегда в то непростое время, действовали на людей целительнее любого лекарства.

      Отец Валерий Поведский видел сам и нас приучил видеть в отце Михаиле образец христианской способности забывать себя ради ближнего. Быть может, этим и объясняется добрая память о нем и стремление людей к нему самому в дни его жизни, а теперь и к месту его последнего упокоения, свидетелем чего я являюсь.