Каждый второй уик-энд. Эбигейл Джонсон

меня пройти через это. Я не хочу добавлять ей страданий.

      Вся эта история в духе «Даров волхвов» начинала меня бесить. Кожу уже не просто покалывало, она горела, и я чувствовала, как что-то подступает к горлу.

      – Давай ближе к делу, Адам.

      – Я сказал ей, что встретил девушку. Тебя.

      – Ты действительно встретил девушку. Меня. – Я намеренно косила под дурочку, но мне показалось справедливым заставить его немного помучиться, пока его родители воюют за него, потому что оба хотят его видеть. Подступающая желчь обожгла горло, разливаясь горечью во рту, прежде чем я смогла сглотнуть ненавистный ком вместе с ядовитыми мыслями.

      – Я убедил ее, что у нас завязалось общение.

      – То есть ты не говорил ей о том, как называл мою семью испорченной и осуждал мою мелочность? – Я погрозила ему пальцем. – Ты не должен лгать своей матери, Адам.

      – Спасибо тебе за урок морали. Дело в том, что я рассказал ей о девушке из соседней квартиры, и это ее обрадовало. Мне нравится делать ее счастливой, и она будет по-настоящему счастлива, если я покажу ей твою фотографию.

      – Но почему именно мою? Почему бы тебе не найти фотографию какой-нибудь девушки в интернете и не выдать ее за меня? – Я закатила глаза, увидев его невербальную реакцию. – У тебя есть какое-то условие? Ты краснеешь. – Конечно, от моего замечания он стал и вовсе пунцовым.

      – Просто ты… не такая, как все.

      Ах, так он все-таки пытался найти случайную девушку в интернете. Я театральным жестом перебросила через плечо свою косу до пояса.

      – Красота иногда сама себя наказывает. Мне постоянно говорят, что я могла бы стать моделью, если бы была повыше ростом, имела другое лицо и другую фигуру. – Увидев, что он даже не улыбнулся, я со вздохом опустила руки. – Кажется, кто-то хотел принести мне извинения.

      Все та же неловкость заставила его сжать губы. По-видимому, извинения вызывали ступор не меньший, чем просьбы об одолжении.

      – Я ничего не знаю о твоей семье, так что был не прав, когда выносил свои суждения.

      Мы оба уставились друг на друга.

      – И это все? – спросила я. – Ты вообще попадаешь в неприятности?

      – Что?

      – Забудь. Очевидно, нет, потому что ты не умеешь извиняться. Ты должен был просто сказать мне, что сожалеешь о том, что я обиделась. Так ты снимаешь с себя всякую ответственность.

      Он ждал, что я скажу что-нибудь еще, и, когда я промолчала, его ноздри раздулись и он повернулся, чтобы уйти, очевидно решив, что не готов терпеть меня даже ради счастья своей матери.

      Я попыталась вспомнить, что чувствовала, когда в моей семье все пошло наперекосяк. Пожалуй, летучую смесь уязвимости и… Нет, тогда все сводилось к одной лишь уязвимости. Толстой кожей я обрастала в течение долгих месяцев, разрываясь между адвокатами, горькими обвинениями и еще более уродливыми признаниями, пока не обнаружила, что безразличие служит мне гораздо лучшую службу, чем горячие и холодные эмоции.

      Адам явно