Ленин и Троцкий. Путь к власти. Алан Вудс

второй террорист, Игнатий Гриневицкий, подался вперёд и со словами: «Слишком рано благодарить бога!» – бросил ещё одну бомбу к ногам самодержца. Бросок был роковым: через полтора часа Александр II скончался. Это была кульминация одного из самых удивительных периодов в революционной истории. То был период, в котором горстка преданной и героически настроенной молодёжи бросила вызов объединённой мощи Российской империи. Но этот успех террористов, устранивших ключевую фигуру с вершины ненавистного им самодержавия, в то же время нанёс смертельный удар по организовавшей покушение партии «Народная воля».

      Феномен народничества в России (слово «народник» означает человека, сближающегося с народом) был следствием чрезвычайной запоздалости развития российского капитализма. Распад феодального общества заметно опережал формирование буржуазного класса. В этих условиях часть интеллигенции, прежде всего молодёжь, порвала с дворянством, бюрократией и духовенством и стала искать выход из социального тупика. Требовалось найти в обществе точку опоры. Вариант с незрелой и неразвитой буржуазией был исключён. А пролетариат, находившийся тогда в зародышевом состоянии, был неорганизован, малочисленен и политически неграмотен. На этом фоне выделялись миллионы крестьян, которые составляли безмолвное, угнетённое, задавленное большинство населения страны.

      Вполне понятно, почему революционная интеллигенция обратилась к «народу» в лице крестьянства как к основной потенциальной революционной силе. Народничество восходит корнями к важнейшему поворотному моменту в истории России – к отмене крепостного права в 1861 году. Крестьянская реформа в России отнюдь не была результатом благосклонности и просвещённой снисходительности Александра II, как иногда её преподносят. Она вытекала из страха перед социальным взрывом после унизительного поражения России в катастрофической Крымской войне 1853–1856 годов, которая, как и более поздняя война с Японией, жёстко обличала царский режим. Не в первый и не в последний раз поражение в войне показало несостоятельность самодержавия, придав мощный импульс общественным изменениям. Однако Манифест об отмене крепостного права не решил ни одной проблемы и только ухудшил положение значительной массы крестьян. Помещики, разумеется, ретировались с лучшими земельными участками, оставив крестьянам самые бесплодные территории. Стратегические объекты – вода и мельницы – обычно находились в руках помещиков, которые вынуждали крестьян платить за доступ к ним. Что ещё хуже, «свободные» крестьяне были юридически привязаны к сельской общине – миру, – которая несла коллективную ответственность за взимание налогов. Свободе передвижения мешала система внутренних паспортов. Сельская община, по сути, превратилась в «самую низкую ступень местной полицейской системы»[6].

      Положение усугублялось тем, что реформа разрешила помещикам отрезать и присваивать пятую часть (в редких случаях две пятых) земель, ранее возделываемых крестьянами. Они неизменно выбирали самые лучшие и доходные участки

6

Pares B. A History of Russia. London: Jonathan Cape, 1947. P. 404.