Фрагментация. Максим Иванов

регулярным для нас явлением. Странно, раньше мне казалось, что мы с Теей веселые люди, не способные ссориться по мелочам. Вообще, к страстям такого рода я привык с детства. Воспитывали меня бабушка с дедушкой. Дед был человеком ко всему равнодушным после контузии, полученной во время войны. А бабушка, напротив, была женщиной непредсказуемой и немного экзальтированной. Так я и вырос в среде постоянного диссонанса, который проявлялся то битьем посуды, то разбором родственников до пятого колена, естественно, в самых нецензурных выражениях. Мой начальник говорит, что невозможность решить поставленную задачу зависит от недостатка знаний или плохой коммуникации. Так и причины семейных конфликтов достаточно универсальны – это либо равнодушие, которое сталкивается с агрессивной потребностью в заботе и любви, либо неумение вести равноправный диалог. Эти причины обычно дополняются непониманием сути семейной жизни, а также тем, что в девяноста процентах случаев люди не довольны выбранным партнером, то есть apriori имеют к нему претензии. Эрих Фромм правду говорил, что проблема любви не в способности любить, а в выборе подходящего объекта.

      Объектом я оказался незавидным. Я часто выпивал, курил, был равнодушен к разнообразным способам зарабатывания денег и поэтому их особенно и не имел. К тому же я частенько впадал в депрессию, которую неизбежно вызывало несоответствие мира моим идеалам. Несоответствие в моем случае носило альтруистичный и из-за этого еще более ужасный характер. Я переживал за брошенных детей, подонков-родителей, из-за инфляции, о ретроградном правительстве и о многом другом. Минусы нашего мироздания я часто редуцировал на себя, сокрушаясь по поводу того, что не являюсь Господом Богом или Дартом Вейдером, способным одним «высером» Звезды Смерти уничтожать миллионные цивилизации. Только в моих интересах было уничтожение отдельных социальных явлений. Даже без всего этого я был достаточно тяжелым и неудобным человеком. Я часто мешал себе и другим, особенно в последнее время, так как к букету моих негативов прибавилась склонность говорить правду. А она у каждого своя, и чужая никому не нужна. Ряды моих приятелей стали быстро редеть.

      Тея, напротив, казалась очень перспективной супругой. По крайней мере вначале. Она была из хорошей семьи, состоятельной, если сравнивать с моей, состоящей из меня и мамы – учительницы музыки. Отец Теи успел в бурные девяностые наторговать колбасой и построить себе дом на миллион долларов. Правда, теперь он никак не мог его продать. Он читал Гришковца, Брэдбери и Бердяева, и говорить с ним было интересно. Правда, до определенного момента, который неизбежно наступал после выпитых трехсот граммов водки. Обычно плавная и приятная до этого момента беседа принимала жесткую форму двух координат, между которых ты податливым азимутом катился от восхваления президента Российской Федерации до проклятий в адрес правительства нашей замечательной республики. Мама Теи была человеком, мягко говоря, неприятным. Я роднился не в первый раз, поэтому чувствовал себя абсолютно комфортно, когда теща не вызывала теплых чувств. Будущая жена умела готовить, и, казалось, она искренне любит кулинарию. Тея