Курт Сеит и Мурка. Нермин Безмен

посмотри, ради Аллаха, это не наш поэт ли Хасан, не он ли?

      И Сафийе поразилась увиденному. Посмотрев друг на друга, они рассмеялись.

      Поэт Хасан шел с огромным мешком на спине, шатаясь от его тяжести.

      – Ах, Сеит! Он снова чем-то загрузил юношу, я уверена! – воскликнула Мюрвет.

      В мешке, который принес Хасан, был уголь.

      – Становится прохладнее, дядя сказал, чтобы вы не мерзли в доме, – сказал он.

* * *

      В тот год День Республики отмечался во всей стране с большим воодушевлением. Мюрвет закалывала на груди золотую брошь, украшенную маленькими алмазами, подаренную мужем, и почувствовала, как ей в глаза ударил алмазный блеск.

      Было похоже, что зима наступит рано. Несмотря на то что было только начало декабря, ощущался холод.

      Уголь, запасенный Сеитом, оказался весьма кстати. Спустя какое-то время после переезда Сафийе в дом отца, в Мюхюрдар, на верхнем этаже появились новые квартиранты – некая разбогатевшая семья. Даже двухнедельного соседства с ней было достаточно, чтобы утомить Мюрвет и Сеита.

      К Новому году они решили переехать и поселились в Английских апартаментах, которые сняли в районе Айналычешме. Все близкие друзья Сеита жили либо на той же улице, либо на очень близком расстоянии. Манол, Искендер-бейзаде, Михаил, Яхья, Леман были его соседями либо на одну-две квартиры выше, либо на нижней улице. Айналы-чешме был одним из тех уголков Стамбула, где белогвардейцы создали себе маленькую Россию. Как и в других местах, где поселились русские, здесь не было различий по титулу или званию. В этом же районе, помимо турецкого, русского и французского языков, можно было услышать и другую речь. Греческая бакалея, армянский зеленщик, албанский мясник держали там свои лавки.

      Мюрвет нравились эти люди, хотя их образ жизни был незнаком ей. Женщины и мужчины из России были в высшей степени изящными и шикарными. Среди них попадались те, у кого имелись деньги, на которые они могли безбедно существовать. Время от времени они продавали личные ценности. Но большинство все же работало. Мюрвет, наблюдая за ними, восторгалась их благородными, вежливыми манерами.

      Несмотря на невольную тягу к ним, Мюрвет стеснялась заводить с ними близкую дружбу. Один-два раза Сеит приводил некоторых русских друзей к себе домой. Увы, из-за незнания языка Мюрвет была вынуждена только улыбаться, не понимая, о чем речь, когда другие хохотали. Сеит по-прежнему вел свободный образ жизни. Мюрвет безмолвно переживала. Она уже поняла, что не сможет удержать мужа при себе. Она думала о том, что Сеит ближе к этим людям, чем к ней, она видела, что не может спорить с ним по этому поводу.

      Сеит чувствовал себя в новом районе в сравнительно более привычной обстановке. Общение с соотечественниками дарило ему чувство близости с Родиной. Много раз он думал о возвращении. Но он знал, что это невозможно, по крайней мере, сейчас. Его друзья держали путь в Париж или в Нью-Йорк. Эмиграция на Запад волновала и его.

      Единственным человеком, который мог заставить забыть Сеита обо всем, была его дочь, несмотря на то