Мертвая бухта. Владимир Колычев

По мне так убиваться никто не будет.

      – А ты бы еще помоложе себе нашел! – с пренебрежением фыркнула баба Варя.

      – И помоложе были. Но давно.

      Первой моей жене было восемнадцать, когда она замуж за меня выходила, второй – двадцать четыре. Это сейчас они уже не молодые. И жены они чужие. Одна ушла, не выдержав трудностей военного быта, вторая сбежала от моих измен. Никому из них я не нужен. И сын признает меня со скрипом. У него другой отец, настоящий, а я всего лишь биологический.

      – И я молодухой была… – вздохнула баба Варя с задорным блеском в глазах. – Всю жизнь с Василием. Схороню его и буду ходить к нему каждый день… Тю, ты, сказилась баба на старости лет! – перекрестилась она и взяла ведро с баклажанами, собираясь уходить.

      Я не стал ее останавливать. Самое главное она рассказала, а подробности личной жизни безутешной вдовы меня мало интересовали. Да и вряд ли Марта близко подпускала к себе бабу Варю. Наверняка живет себе затворницей, только дом и кладбище. А если куда-то уезжает, мне какое до этого дело?

      Вечеринка удалась, в ночном клубе с видом на море мы зависли до четырех утра, вернулись домой пьяные и довольные. И заведенные. Лика даже исполнила стриптиз, подражая танцовщицам из клуба. Приват с продолжением выжал меня досуха, и я вырубился в состоянии полного физического и морального удовлетворения.

      Я запросто мог проспать весь день, но проснулся почему-то в районе девяти утра. Часа три спал, не больше, голова тяжелая, но это не помешало мне подняться и встать под холодный душ. На кухне соорудил бутерброд, взбодрился баночкой пива. И вдруг понял, что насилую себя не зря.

      Мне нужно было срочно увидеть Марту, поговорить с ней. Зачем? Этот вопрос я задал себе уже на кладбище, когда подходил к памятнику, возле которого она сидела, опустив голову. Ответ на вопрос я знал, но, глядя на несчастную вдову, прикусил язык. И почувствовал себя полным идиотом. У человека горе, а я приперся к ней помятый, небритый.

      Я уже коснулся рукой калитки, когда наконец-то принял единственно правильное решение – повернуть назад. Женщина услышала шум, подняла голову и бесцветно посмотрела на меня. Все, незаметно уже не уйдешь.

      – Извините, – сказал я.

      Она молча кивнула. Надо было уходить, но я будто прилип к ограде, за которую держался рукой.

      – А я тут вот хожу-брожу… А вас Марта зовут?

      Голова соображала правильно, а ноги отказывались уносить тело. Хотелось загладить неприятное впечатление, которое я произвел, но ничего умного придумать не удавалось, язык снова спорол чушь.

      Женщина поднялась, как это бывает, когда у человека лопается терпение. Она не хмурила брови, не кривила губы, но раздражение все же чувствовалось.

      – Все, все, извините… Что-то со мной сегодня не то, гуляли тут до утра, голова чугунная…

      – Вам сейчас нельзя спускаться, – тихо сказала она.

      Голос приятный, чувственный, хотя она и не пыталась меня очаровать. От природы такое звучание. И сама она такая же красивая, как ее голос. Красота спокойная, глубокая,