Тьма чернее ночи. Майкл Коннелли

разрушающейся коробкой в ошметках штукатурки. Их претензии на стиль начинались и заканчивались модным дизайном прибитых над входом букв названия. Улицы Западного Голливуда и других относительно равнинных районов буквально заросли такими коробками с квартирами повышенной вместимости, вытеснившими в пятидесятые – шестидесятые одноэтажные коттеджи. Они заменили настоящий стиль фальшивыми декоративными завитушками и названиями, отражающими суть с точностью до наоборот.

      Маккалеб и Уинстон вошли в квартиру на втором этаже, принадлежавшую Эдварду Ганну, вместе с управляющим домом, человеком по фамилии Роршак. Если бы не знал, куда смотреть, Маккалеб не заметил бы того, что осталось от пятна крови на ковре, где умер Ганн. Ковер менять не стали – просто почистили. Виднелся лишь слабый светло-коричневый след, который следующий арендатор, возможно, примет за остатки пролитого кофе.

      Квартиру убрали и приготовили для сдачи в аренду. Но мебель осталась прежней. Маккалеб узнал ее по видеозаписи.

      Он посмотрел на застекленный шкафчик. Пусто. Пластмассовая сова отсутствовала. Маккалеб посмотрел на Уинстон.

      – Ее нет.

      Уинстон повернулась к управляющему:

      – Мистер Роршак, на том шкафчике сидела сова. Мы считаем, что это важно. Вы уверены, что не знаете, что с ней случилось?

      Роршак развел руками:

      – Нет, не знаю. Вы уже спрашивали, и я подумал: «Я не помню никакой совы». Но если вы так говорите…

      Он пожал плечами и выпятил подбородок, потом кивнул, словно неохотно соглашаясь, что сова на застекленном шкафчике была.

      Маккалеб истолковал его язык тела и слова как классические манеры лжеца. Отрицай существование украденного предмета – и кражи вроде как не было. Видимо, Уинстон это тоже уловила.

      – Джей, у тебя есть телефон? Можешь позвонить сестре и перепроверить?

      – Я все еще жду, пока округ купит мне телефон.

      Маккалебу не хотелось занимать телефон на случай, если перезвонит Брасс Доран, но он положил кожаную сумку на мягкий диван, отыскал телефон и подал ей.

      Уинстон пришлось вынуть из портфеля блокнот и найти там номер сестры Ганна. Пока она звонила, Маккалеб медленно обходил квартиру, все разглядывая и пытаясь уловить резонанс этого места. В столовой он остановился перед круглым деревянным столом, вокруг которого стояли четыре стула с прямыми спинками. В отчете об изучении места преступления говорилось, что на трех стульях было множество смазанных, неполных и полных отпечатков пальцев – все принадлежали жертве, Эдварду Ганну. На четвертом же стуле отпечатков не было вообще – ни смазанных, ни четких. Стул аккуратно вытерли. Скорее всего это сделал убийца после того, как для чего-то брал стул.

      Маккалеб сориентировался и подошел к нужному стулу. Осторожно, чтобы не коснуться спинки, поддел его рукой под сиденье и отнес к шкафчику. Поставил посередине и залез на сиденье. Поднял руки, словно ставя что-то наверх. Стул зашатался на неровных ножках, и Маккалеб инстинктивно протянул руку к верхнему краю шкафчика, чтобы удержаться. И тут его осенило.