Три романа и первые двадцать шесть рассказов (сборник). Михаил Веллер

в ночь перед арестом что-то есть, конечно. Знаешь – а плачешь. Плачешь – а идешь.

      – Поплакал – и вперед. У него была своя задача, а у тебя – своя. Почитай газеты – не захочешь Пастернака.

      – А что захочешь?

      – Наставление по совершению государственных переворотов. Кстати о газетах: ты не обратил внимания, чего это они здесь с ятями и твердыми знаками? Местная журналистская мода, или областные правила русского языка?

      – Где? Покажи. Действительно… Хм, странно. Изгиляются писаки. Мат, компромат, яти их.

      – А н-нет причин для тоски на свете, что ни баба, то помело, – с абсолютной немузыкальностью промурлыкал Колчак: так мог бы мурлыкать проволочный ежик, если чистить им балалайку. – А мы пойдем с тобою в буф-фетик и возьмем вина полкило!.. Ну, еще какая причина для тоски, Петька?

      – А еще – уж лучше было бы, что приходят наши ребята в бордель, в кожанах, в маузерах, хлещут шампанское, бьют посуду и окна, палят в потолок, вышвыривают сутенеров, тащат наверх визжащих девок… хоть разгул! размах… хоть на что-то похоже!

      – Ха. Пройдет время – они будут уверены, что так все и было!

      21.

      Моторки тарахтели и взревывали, пляша у борта. На подходах к Калязину северный ветер развел зыбь. Пронесся небольшой шквал, сбривая гребешки волн. Складки плащей скульптурно облипали ссутулившихся людей в лодках.

      На одной удерживали вдоль ветра узкий красный транспарант:

      «Слава морякам легендарного крейсера „Аврора“!»

      – Ура! – крикнули снизу озябшими голосами. – Товарищи, спасибо!

      – На здоровье, – отвечал мостик. – А за что?

      – А за все!

      Внизу хотели встречи. Вызванный Ольховский поднялся и подошел к борту, придерживая капюшон и воротясь от брызг.

      – Что за депутация?

      – Именно депутация, товарищ капитан первого ранга. Просьба есть у населения.

      – Что за просьба?

      – Погостили бы у нас часок. Помочь бы немного. Это всего вам на час задержки.

      – А мы отблагодарим. Свежие продукты, фрукты, пиво – снабдим по высшему классу!

      Мокрый леер скользил под рукой. Вихрь хлестнул, вбил в ноздри удушливый бензиновый выхлоп подвесных моторов.

      – Пока не нуждаемся, – решил Ольховский. – А насчет братания и просьб – на ходу пожалуйста. Это к нашему судовому комитету. Кто у вас старший?

      Мстительно прищурился, приказал вахтенному на палубе:

      – Бубнова в мой салон. Скажи – ходоки к нему.

      Ходок-депутат, войдя в салон, отвернул голенища рыбацких ботфортов. Стиснул руку Шурке: на ладони твердели узелки маленьких шрамов.

      – Понимаете, ребята, замучила крестьян азербайджанская мафия. Продыху от них на рынке нет, а народ-то бедный, а цены повышать приходится, а что делать. И людям не купить, и нам в убыток, и вообще за человека тебя не считают. И нас тоже, рыбаков то есть, прихватили.

      Наверху было холодно и мокро, и настроение у Шурки после недавних подвигов было миролюбивое и даже апатичное.

      – Вас как зовут? Алексей? Алексей, мы этими вопросами не занимаемся. Вот погодите, станет везде