Четвертая высота. Елена Ильина

выручите нас, – сказал он, – дайте нам для «Баб рязанских» вашу Гулю.

      И он рассказал, что девочка, которая должна была сниматься в этой картине, так испугалась ярких ламп, трескучих аппаратов, что наотрез отказалась сниматься.

      – Ваша Гуля храбрая, она нас не подведет, – сказал режиссер.

      – Храбрая-то храбрая, – ответила мама, – да боюсь – рановато ей сниматься.

      – Ничего, один разок, – успокоил ее режиссер.

      И вот Гуля вошла в какую-то странную комнату, всю заставленную зеркалами, высокими лампами и разными непонятными вещами.

      Режиссер посадил Гулю к себе на колени.

      – Ты должна напугать вот эту тетю, – сказал он, показывая на красивую большеглазую женщину в пестром платье и платочке. – К ней приедет сердитый дядя. Ты первая его увидишь, побежишь к ней и крикнешь: «Дядя приехал!» Поняла?

      – Поняла, – сказала Гуля.

      И репетиция началась. Гулю нарядили в длинный пестрый сарафан, на голову надели косыночку.

      – Ну чем не баба рязанская? – говорили, смеясь, обступившие Гулю актеры.

      И вдруг ярко вспыхнули лампы. Гуля зажмурилась. Яркий, горячий свет брызнул ей в глаза.

      – Мама! – невольно крикнула Гуля. Ослепительный световой поток шел на нее со всех сторон, обжигая глаза.

      Откуда-то из-за этого светового потока донесся до нее знакомый голос режиссера:

      – Ничего, Гуленька, это лампы такие. Ну, как ты напугаешь тетю Настю? Кто к ней приехал?

      Гуля подумала немножко и, сделав страшные глаза, закричала:

      – Настя, Настя, беги! Бармалей приехал!

      Это было все, что Гуле полагалось сделать в этой сцене. Она теперь могла пойти к маме, которая ждала ее в другой комнате. Но ей хотелось знать, что будет с бедной Настей.

      Забравшись под стол, Гуля смотрела во все глаза и шептала, грозя Бармалею кулаком:

      – Пошел вон, дурак! Пошел вон!

      И когда дальше по ходу действия «мертвую» Настю внесли на руках в избу, Гуля, глядя на нее, прижала кулачки к лицу и тихонько заплакала.

      Спустя несколько месяцев после окончания картины режиссеры подарили Гуле ее портрет в роли самой маленькой из рязанских баб. На этом портрете была надпись:

      Талантливейшей актрисе от благодарных режиссеров.

      Голубое ведро

      – Мама, мама, смотри! Синенькое ведро! – кричала в восторге Гуля и тащила свою маму к витрине, где были выставлены игрушки.

      За стеклом витрины было много всякого добра – куклы, медвежата, зайчики в полосатых штанах, грузовики, паровозы, – но Гуля смотрела только на ведра для песка. Они были выкрашены голубой эмалевой краской, и на каждом был нарисован букет цветов.

      Давно уже Гуля мечтала о таком ведре. Ей так хотелось подержать его в руках, наполнить песком до самого края, поносить по дорожке сада! Много раз просила она маму купить ей такое ведро, и мама обещала, но только нельзя было понять, скоро она купит или не скоро. «Куплю, когда будут деньги» или: «Куплю, когда будешь хорошая девочка». А когда это будет?

      И вдруг сегодня Гулина