Вино моей жизни. Людмила Волок

зовут Маргарита, – ответила я, отводя взгляд от парня.

      – А я – Павел. Мы с вами соседи, – объяснил он и сразу же добавил: – Приятно познакомиться!

      Я промолчала. Меня всегда раздражало это обязательное «приятно познакомиться». Еще неизвестно, что это знакомство принесет. Может, наоборот, будет все плохо, или вообще ужасно… Поэтому я никогда так не говорила. Из принципа. Просто улыбалась в ответ – и все.

      Оставшуюся часть пути мы молчали. Когда пикап Павла остановился напротив ворот отцовского дома, парень легко выпрыгнул из машины, достал с заднего сиденья мои сумку и босоножки, помог мне выйти. Я оценила вежливость соседа, сказала совершенно искренне:

      – Спасибо большое, Павел. Без вас я, наверное, свалилась бы где-то на середине пути от жары.

      Он засмеялся. Лицо у него было простое и открытое, и смеялся он так же – просто и открыто.

      – Ну, счастливо. Увидимся!

      Но не успел он отъехать, как из калитки вышел отец – в широкой гавайской рубахе и шортах защитного цвета. Он виновато обнял меня, похлопал по спине, но обратился к Павлу:

      – Спасибо, Паша, что подвез мое сокровище.

      – Да не за что, Иван Дмитриевич.

      Приставив ладонь козырьком ко лбу, я посмотрела вслед отъезжающему красному пикапу.

      – И давно у тебя сосед появился? – спросила отца.

      – С февраля, – скупо ответил он. – Да идем в дом, жарко!

      Дом был каменным, большим и прохладным. Этот дом я всегда любила, хотя вообще жизнь в Веселом меня раздражала, я хотела поскорее уехать в большой город с его возможностями и легкостью, с которой эти возможности можно было менять одну на другую.

      А здесь возможностей не было. В лучшем случае могла быть только страсть к одному-единственному, избранному на всю жизнь делу. Вот как у моего отца, например.

      Он был виноделом в бог знает каком поколении. На его винограднике мы все и работали – и отец, и мама, пока была еще жива. И я, когда была маленькой, и когда подросла – пока не уехала в город, вырвавшись, наконец, из сонной провинциальной жизни, полной тяжелого труда.

      Виноградник был небольшим, можно сказать – маленьким, всего два гектара. Мы вполне справлялись на нем втроем, лишь на сбор урожая нанимали сезонных рабочих. Отец не любил, когда о нем говорили, что он делает «домашнее вино». Он утверждал:

      – Я делаю вино не по рецепту, а по технологии. И у меня не домашнее вино, а авторское!

      Все в поселке считали его чудаком. И когда окрестные виноградники начала скупать крупная винодельческая фирма «ВиноФест», он свой участок не продал. Хотя мама уже тогда говорила:

      – Ваня, продавай. Нет у меня больше сил на этот рабский труд.

      Так она и умерла – уговаривая отца все продать, переехать в город и зажить легкой сытой жизнью. В «ВиноФесте» предлагали за участок хорошие, справедливые деньги. А отец отказался.

      Теперь мы сидим с ним в саду, за большим столом из отполированного темного дерева, и пьем зеленый чай. Жара потихоньку спадает, длинные тени ложатся на уходящие вдаль ровные ряды