Девочка, которая пила лунный свет. Келли Барнхилл

все прибывала.

      На второй год магия, наполнявшая девочку, стала чуть ли не вдвое плотнее и сильнее. Глерк это чувствовал. И Сян чувствовала. Но магия так и оставалась заперта внутри.

      «С волшебными детьми жди беды», – пытался внушить себе Глерк изо дня в день. Правда, в основном он был занят тем, что качал Луну. Или пел Луне. Или нашептывал ей, спящей, на ушко стихи. Вскоре к исходящему от девочки звону магии все привыкли. Она была энергичным ребенком. Любопытным. Непоседливым. Одного этого уже хватало, чтобы занять ее опекунов с головой.

      А луна каждую ночь наполняла колыбель своим светом. Но Сян решила не волноваться по этому поводу.

      На третий год магия Луны снова удвоилась. Сян и Глерк едва обратили на это внимание. Очень уж они были заняты девочкой, которая всюду совала свой нос, лезла куда не надо, рисовала в книгах, бросалась яйцами в коз и однажды прыгнула с забора, рассчитывая взлететь, но вместо этого заработала две ссадины на коленках и отколола кусочек зуба. Девочка лазала по деревьям, пыталась ловить птиц и порой разыгрывала Фириана, так что тот даже плакал.

      – Призовем на помощь поэзию, – сказал Глерк. – Изучение языка облагораживает самую дикую душу.

      – Надо учить ее наукам, – сказала Сян. – Науки упорядочат ее разум. Разве можно шалить, когда смотришь на звезды?

      – Я буду учить ее математике, – сказал Фириан. – Пусть считает до миллиона, уж тогда-то ей будет не до меня.

      Так началась учеба.

      – «Так в каждом вздохе обещание весны…» – шептал Глерк на ухо спящей Луне зимой.

      Деревья спят,

      Им грезится величье,

      И пробуждается гора

      В венце из трав.

      Под кожей у Луны перекатывались волны магии. Они не бились о берег. Пока – нет.

      Глава 6, в которой Антейн попадает в беду

      Первые пять лет в роли старейшины-ученика Антейн изо всех сил убеждал себя, что дальше будет легче. Он ошибался. Легче не становилось.

      На встречах Совета, на собраниях общины, во время бесед старейшины не говорили с ним, а лишь отрывисто отдавали приказания. При встрече на улице они бранили мальчика. Не жалели они обидных слов и тогда, когда он сидел с ними во время очередного пышного (и ненавистного) ужина, устроенного его матерью. Они наставляли его, устраивая ему неожиданные проверки.

      Антейн старался держаться в тени. Брови у него были вечно сведены в напряжении.

      Что бы он ни сделал, старейшины тотчас багровели и принимались кричать, брызжа слюной.

      – Антейн! – кричали они на него. – Не сутулься!

      – Антейн, куда ты дел объявления?

      – Антейн, что ты опять стоишь с этим своим видом!

      – Антейн, ты что, забыл про закуски?

      – Антейн, почему у тебя вся мантия в каких-то пятнах?

      Антейну казалось, будто он ничего на свете не в силах сделать как надо.

      Да и дома было не лучше.

      – Почему ты до сих пор ходишь в учениках? – каждый вечер сердито спрашивала за ужином мать. Иногда она стучала при этом по столу ложкой, так громко, что слуги подпрыгивали