Лев с ножом в сердце. Инна Бачинская

словом «иномарка». Это потом стали разбираться, что к чему. С Андреем он познакомился на какой-то дискотеке. Тот присматривался к нему некоторое время, а потом предложил работать вместе.

      Им повезло, они сумели захватить свою нишу до того, как борьба за территории достигла пика. Желающих стало больше, чем места. Выживали сильные, слабые уходили. Или умирали.

      Через три года у них была мастерская по техобслуживанию и восемь человек персонала. И грандиозные планы. Они были молоды, предприимчивы, от свободы голова шла кругом. Они зарабатывали прилично, что беспокоило отца. Мать же тревожило совсем другое – его шальная ночная жизнь, загулы по три-четыре дня подряд, сомнительные женщины, звонившие ему в любое время дня и ночи. Тем более что рос он непросто, всякое бывало. Кое о чем мать знала, кое о чем даже не догадывалась, к счастью…

      И тут вдруг появилась Оля… Тонкая, робкая, с русой косой, которую она закалывала на затылке голубой пластмассовой заколкой. С тяжелой сумкой с учебниками. Возвращаясь домой в два, а то и в три утра, он видел свет в ее комнате и мельком удивлялся: неужели готовится к урокам? Он даже не задумывался над тем, красива ли она. Оля казалась ему никакой, от нее за версту несло старой девой. Одевалась она бедно, ногти стригла коротко, не красилась. Его городские подружки были поярче. Ему и в голову не приходило, что мать вынашивает далеко идущие планы. Маша, по-женски более чуткая, ревновала. Она обожала брата, а он снисходительно подкидывал денег ей на шмотки и косметику.

      А потом умерла Олина мама, и она уехала домой. Мать попросила его помочь. Он, недовольный, отказался было, но она неожиданно проявила твердость. Три дня он провел в забытом богом Зареченске, в небогатой квартире Оли. Добывал справки, организовывал похороны, закупал продукты для поминок. Оля, осунувшаяся, почти прозрачная, словно застыла. Какие-то старухи в черном хлопотали в доме, готовили еду, шарили по шкафам, закрывали кусками черной ткани зеркала и задергивали шторы. Шепот их напоминал ему шипение змей, а взгляды они бросали на него острые, как лезвия бритвы. Тогда впервые он подумал, что смерть уродлива, и атрибуты ее тоже уродливы. Хотя было это все чистой воды глупостью – он наделял старух какими-то демоническими чертами, а они были обыкновенными провинциальными бабками, общительными, говорливыми, любопытными, знающими ритуал, для которых происходящее действо являлось репетицией их собственного, недалекого уже, ухода. И воспринимали они все трезво и деловито, подойдя в силу возраста к роковой черте и твердо зная, что «все там будем».

      Тогда-то он и обратил внимание на Олю. Пожалел, наверное. Любовь рождается из разных чувств – страсти, восхищения, жалости. Она или обрушивается на человека, как гром с ясного неба, или долго блуждает тайными тропами, чтобы нечаянно выйти однажды, зажмуриться от света и сказать негромко: эй, я пришла!

      Его любовь, наверное, родилась из жалости. Хотя был он человеком довольно жестким и сильным. Даже авантюрным. Из таких когда-то получались