Эпоха перемен. Николай Иванович Липницкий

закрыто маской, но глаза выдавали его улыбку. Сержа всё-таки, отправили в отпуск неделю назад, как и ещё человек десять.

      – Серёга, ты?

      – Я. Кто же ещё? Каким ветром?

      – Да, зашёл кое-чего прикупить. А ты как?

      – Да ничего. Отдыхаю. Тоже жена отправила. Что на работе?

      – По-прежнему. Только пусто стало. Народу мало. Даже, как-то непривычно.

      – Чувствую, закроются скоро все предприятия. О! Ты по водочке решил пробежаться! И вино берёшь? Что за праздник?

      – Просто выходной решили отметить. А то сидим, как сычи, только в телевизор и пялимся. Даже разговоры все уже выговорены.

      – Может, и мне дома так же замутить? Да нет. Моя не поймёт. Скажет, что я повод ищу, как бы нажраться.

      – Каждому своё, – не удержался я от саркастичного тона.

      – Давай, глумись над коллегой! – не остался в долгу Серж. – Кстати, Игоряна помнишь?

      – Пацана борзого, что ли? Помню.

      – Вчера умер. За три дня сгорел.

      – Откуда знаешь?

      – Да он сосед мой! Этажом ниже живёт. Точнее, жил. Говорили же, чтобы маску носил!

      – А ты, чего, тогда не на карантине?

      – Повезло. Его неделю назад в больницу забрали с температурой. Там и умер.

      – Говорят, скоро по городу ходить запретят, – пробасил в очереди к кассе мужик в брезентовой ветровке с накинутым на голову капюшоном, строительным респираторе и строительных же, защитных пластиковых очках. – Кого поймают, сразу в тюрьму забирать будут.

      – Да брехня всё это! – визгливо не согласилась с ним дама, словно восточная красавица, замотанная в какой-то шарф или платок так, что только глаза изо всех этих витков ткани сверкали. – Кто же, тогда, работать будет?

      – Точно! – поддержала её сквозь медицинскую маску девушка в ярко синем плащёвочном комбинезоне на синтепоне и чёрных латексных перчатках, из-под которых выпирали два крупных перстня на указательном и среднем пальце правой руки. – Столько людей в квартирах не удержишь. Тюрьмы захлебнутся.

      – На стадионе один общий концлагерь сделают! – не сдавался мужик в респираторе. – Как в Чили во времена Пиночета.

      – Какой ещё Чет? – возмутился парень в самодельной ватно-марлевой повязке. – Эпидемия! Нельзя всех в одном месте собирать!

      – Не Чет, а Пиночет! Вы молодёжь, историю совсем не знаете, и знать не хотите. А власти до нас и дела нет. Им, лишь бы порядок был. Что им несколько тысяч? Да пусть они все перезаражаются и передохнут там все. Зато остальные поймут, что никто не шутит с ними, и будут сидеть по своим домам.

      – Да нет, – усомнилась измотанная кассирша, пробивая очередной товар. – Жестоко это слишком.

      – А времена, нынче, какие? – тётка, замотанная в ткани уже забыла, что была не согласна с респиратором. – Сейчас любую жестокость оправдать можно! Война спишет.

      – Да, какая война? – старичок в конце очереди даже потряс в воздухе своей палочкой и загремел двумя неопознанными медальками на груди. – Вы, молодёжь, войны не видели! Кто-то два раза чихнул,