Чудесам нет конца. Роберт Ирвин

ему написанное: «Кровь убиенных смешалась со снегом, покрывшим в тот миг землю, а когда снег начал плавиться, она стекла в колеи и канавы на протяжении двух-трех миль самым кошмарным образом». Да, так оно и было, и разве не странно, что тщательно выведенные чернилами слова столь точно воскресили все это в памяти? Энтони впечатлен.

      Летописец упорно расспрашивает его о политике и о войне. Наконец, отложив перо, он вздыхает:

      – Вы и ваши сверстники творят историю, а я всего лишь записываю ее. Имена Скейлза и Риверса уже знамениты, о них все говорят, тогда как мое имя к следующему поколению забудется. Даже сейчас его мало кто знает.

      (И то верно. Хотя Энтони, как положено, познакомили и с летописцем, он уже не помнит его имени.)

      Энтони пролистывает несколько более ранних страниц хроники. В основном там записаны всякие приходские разговоры и на удивление скудные события из жизни аббатства, а чаще всего встречаются восхваления поступков и мудрости аббата Джона Литтлингтона. Похоже, аббат занимает в хрониках куда более заметное место, чем король Генрих или герцог Йоркский. Если не считать вклада Энтони, самая свежая запись повествует о том, как аббат осматривал в соседней деревне теленка с двумя головами.

      В этот момент в скрипторий, пошатываясь, входит аббат:

      – Милорд, скоро будет вечерняя служба. Угодно ли вам пойти со мной?

      По дороге к монастырской церкви аббат спрашивает у Энтони:

      – Вы говорите, что видели графа Уилтшира, хоть и мертвого, в постели, которую обычно делите с женой? – Энтони кивает, и настоятель продолжает: – Согласно святому Августину, страстная любовь к собственной жене – это прелюбодеяние. Если призрак графа Уилтшира явился вам в таком месте, то лишь для того, чтобы усмирить вашу страсть к собственной жене. Но какое чудо! Жаль, меня там не было, чтобы увидеть все своими глазами!

      Энтони только рад, что такого не случилось. От аббата никакой помощи как не было, так и нет. Чуть позже Энтони слушает на вечерней службе ограждающую молитву: «Scuto circumdabit te veritas ejus; non timebis a timore nocturne, a sagitta volante in die, a negotio perambulente in tenebris ab incursu et daemonio meridiano». – «Как оружие окружит тебя истина Его. Не убоишься от страха ночного, от стрелы, летящей днем; от опасности, во тьме блуждающей, от несчастья и демона полуденного»[11].

      Хотя ночью призраки не тревожат Энтони, спит он урывками. Сначала он строит планы побега от извечной скуки Англии и утомительной возни вокруг борьбы за власть при английском дворе. Он хочет увидеть растительную овцу Татарии своими глазами. Ему грезится будущее путешествие в далекие земли, где есть подземные города и дымящиеся озера и где люди в островерхих шляпах ходят среди гор, построенных из кирпича, а из трясины высовываются зубастые существа с длинными рылами. Ничто не держит его в Англии, где все так старо и знакомо: старые дороги, старые обычаи, старые замки, старые родословные, старые распри, старые законы, старые церкви, старые книги и старая религия. Жизнь тут как на кладбище.

      Но стоило подумать о кладбище, как мысли устремляются

11

Пс. 12: 90.