Поселение. Александр Попов

и хмарь какая-то в душу закралась. Все вокруг неясно шевелилось, кривилось, пучилось и поворачивалось полной непредсказуемостью. А Виталик любил твердость, последовательность и определенность. Пошел к Дьяконову, подумал через совхоз кирпичом разжиться, прикинул, дешевле выйдет, на доставку не надо будет тратиться. Сергей Васильевич характерно поскреб указательным пальцем крупный, облысевший лоб: «Не понимаю, что творится, фонды по живому режут, скоро листа шифера не допросишься, а кирпича уже полгода нет. Страна работает, а того гляди, спички пропадут…» И, усмехнувшись, пристально посмотрел на Виталика: «Ты газеты читаешь, телевизор смотришь? Чувствуешь, куда все клонится?!» Виталик ушел от беспредметного разговора, рассусоливать о том, что нельзя было потрогать руками, не любил, главное он понял – кирпича в совхозе нет. Дьяконов был мужик честный и конкретный, поэтому и держался так долго, тридцать лет у руля – если говорил да, то да, нет, так нет. А потом он приходился Смирновым хоть и какой-то дальней по женской линии, но все же родней. Виталик чувствовал, что дядя Сережа (так он звал Дьяконова с детства) его всегда незаметно, но поддерживает. Помог бы и в этот раз, если было бы чем…

      После встречи с Дьяконовым Виталик через день решил съездить на базу райпотребсоюза, может, там удастся кирпич достать, пусть и дороже, но надо было спешить. Виталика охватила отчаянная лихорадка добытчика, хотя что-то уже однозначно говорило ему, что добывать-то особенно и нечего. «Спохватился, разиня! Дождался, досиделся!» И действительно, на базе не то что кирпича, гвоздей, обыкновенных железных гвоздей, которые раньше отпускались ящиками, на глазок, не удалось выписать. Знакомый завскладом сказал, что снабжение стало, как в Гражданскую войну, и для наглядности показал пустое хранилище, где, как в издевку, висели в углу никому не нужные дуги, хомуты, уздечки, вожжи и стояли деревянные бочки с колесным дегтем. «Зря улыбаешься… покупай пока есть! – сказал с печальным вздохом завскладом, – чует мое сердце, к лошадкам скоро вернемся!»

      «Неужели пролетел? Неужели порядка больше не будет? А в беспорядке, что путное сделаешь…» – несколько дней, до приезда шурина из Москвы, думал Виталик, бестолково шурша, пробуя вчитываться в единственную выписываемую им газету. В газете писали, что поступаться принципами нельзя, и предупреждали о разрушении народного хозяйства, чуть ли не всего государства. Правильно, соглашался Виталик, и, вспоминая о кирпиче, думал, что развал уже начался. Потом брал другую газетку, которую ему регулярно приносил, хитро улыбаясь, Ванька Кузнецов и которую в свою очередь привозил Ваньке из города его брат, художник Вениамин, без опаски, нахраписто и вызывающе ругающий на чем свет стоит «зажравшихся коммуняк». Читал в этой газете, что пришла пора менять командно-административную систему, смелее внедрять хозрасчет и кооперативы, демократические формы управления, гласность, не бояться инициативы, освободить человека от оков замшелого догматизма, и, мстительно