Адашев. Северские земли. Сергей Волчок

устраивают земляческие посиделки, которые всегда заканчиваются одинаково – они набираются до бровей и на всю улицу горланят «Loreley23». С Герхардом, кстати, цапаться не рекомендую, ты ему на один удар. Он четверть века в наёмниках оттарабанил и живым остался, что как бы внушает. Потому и вышибал не держит, что ему они без надобности.

      Неприметный вздохнул и завершил:

      – И вот с этой всей нерусью я и таскаюсь уже пятый год. Меня люди зовут Стригой, потому что я длинных волос не люблю. – и он провёл ладонью по короткому ёжику.

      Потом невесело вздохнул – всё-таки его, похоже, повело от пива, и добавил:

      – А больше тебе и не надо ничего про меня знать. Лучше спать будешь. Разве что про Дар – как наниматель имеешь право. У нас с Невером Дар одинаков – Скорость, у меня, разве что, прокачан на уровень выше, пятый против четвёртого. Мы потому и сидели поодаль, что знали: если что – за един миг у твоего стола окажемся. У Бабы дар – обманка. Его с виду соплёй перешибёшь, а на деле Силой его наградили. Четвёртый уровень – почти полуторная от обычного человека.

      Антипа перевёл взгляд на Бабу. Тот, весело подмигнув, кивнул и, цапнув кованную вилку, вдруг принялся откручивать один из зубцов. Не отламывать, а именно откручивать. Пальцами. Открутил, откинулся назад и принялся в зубах добычей ковыряться.

      – Ну а у Яка, – продолжал меж тем Стрига, – Меткость четвёртого уровня. На него посмотришь – ну прям каждый день в ближнем бою бердышом машет, а на деле он в бой и лезет никогда – стоит поодаль с луком, да аккуратненько народ на тот свет споваживает. Он потому под твой засапожник и подставился. Бабу ты бы так не поймал, не говоря уже про нас.

      Ну вот, собственно, и всё – наёмник развёл руками. – Что ещё спросить хочешь?

      Порядком захмелевший Антипа собрался и задал главный вопрос, который его занимал:

      – А вот скажи мне, Стрига, что если дела мои каторгой, а то и плахой пахнут будут?

      Баба засмеялся мелодичным смехом, и даже унылый Невер усмехнулся. Як спал. Один Стрига остался серьёзным.

      – А для чего, по-твоему, нас нанимают? – слегка осоловевшими глазами он посмотрел на Оксакова – За слёгшими старушками ухаживать? Условие только одно – мы детей не трогаем. Всё остальное – обсуждаемо.

      Он опять присосался к кружке – это была уже четвёртая, ещё десяток Антипе пришлось докупать. Потом очень нехорошо ухмыльнулся и протянул:

      – Эх, Антипа, Антипа. Пацан ты ещё совсем. Мы, Антипа, люди края. Мы по краю каждый день ходим, постоянно за кромку заглядываем. Нам, Антипа, к нормальным людям больше хода нет, и конец наш уже понятен, вопрос в сроках. А вот надо ли тебе оно… Ты подумай.

      – Я подумал. – ответил Антипа.

      – Ну раз подумал, – вдруг абсолютно трезвым голосом сказал Стрига. – пошли о деньгах договариваться. Для этого у Герхарда специальная комната есть.

      Глава 8. "Давно ли песни ты мне пела, над колыбелью наклонясь…"

      Скажите, вы были когда-нибудь младенцем?

      Что? Не помните?

      Вам очень повезло.

      Ждан

23

Loreley («Русалка») – старинная немецкая песня. Написана в честь одноимённой овеянной романтическими легендами скалы на восточном берегу Рейна, близ городка Санкт-Гоарсхаузен.