.

пропорции, что вкусовые рецепторы во рту сходили с ума, требуя ещё и ещё. Это была та же марка «Килимо», что продавалась в автоматах школьных коридоров, но по какой-то причине у Ванса он был намного вкуснее. Скорее всего, дело было в том, что автоматы выдавали прохладный лимонад, а Ванс всегда приносил его ледяным. В несколько глотков осушив бутылку, я откинулся на спинку скамейки и, перегнувшись через неё, запустил пустую склянку в мусорный мешок, однако не рассчитал расстояние, и она шмякнулась в траву.

      – Мазила, – буркнул Ванс, не поворачиваясь и продолжая неспешно потягивать напиток.

      Я подбежал к бутылке и остановился. В нескольких метрах правее под деревом лежала мёртвая белка. Рыжая, пушистая, с чуть сероватым хвостом, она точно обнимала когтистыми лапками воздух и, казалось, просто спала.

      – Что там? – Ванс уже встал со скамейки и шёл ко мне.

      – Дохлая белка.

      – Мда… – Он выпил остатки лимонада и бросил бутылку в мешок. – Уже третья за сегодня. Нужно бы сообщить эпидемиологам. Я сейчас.

      Он вновь скрылся в подсобке и, немного погремев там, вышел наружу с небольшой коробочкой в руках.

      – Что ж, сойдёт. – Он раскрыл чёрный кейс от аптечки. – Не думаю, что она ей поможет теперь, но другого ничего я не нашёл… Вот разиня, забыл кой-что.

      Ванс наклонился, положил белку внутрь кейса, закрыл защёлки и передал его мне, а сам снова поплёлся в подсобку.

      Я зажал аптечку под мышкой, подхватил мешок и уложил его в мусоросжигатель. Ванс появился в тот самый момент, когда я отправлял следом кейс с белкой.

      – Нет-нет-нет, стой. По правилам, конечно, мы должны её сжечь, – он забрал у меня аптечку и показал лопату, – но лучше давай её похороним. Это… Так правильно.

      Углубившись в сад, мы выбрали место у ограждения. Я взял лопату и принялся рыть беличью могилу.

      – Тот город, о котором ты рассказывал, он всё ещё существует?

      – Ну, – прокряхтел Ванс, опуская аптечку на дно ямки, – того города больше нет. Теперь это уже совсем другой город. Да и людей тех нынче нет.

      – Погибли? – Я начал закапывать кейс.

      – Постарели.

      – Слушай, Ванс, – бросив последнюю лопату и разровняв землю, я посмотрел на него, – всё-таки почему ты не уехал, когда эпидемия закончилась?

      – Взгляни на меня. – Он расставил руки и отступил на шаг, мол, вот он, весь я. – Всё, что у меня осталось, – вот эти седины. Другое место не красило бы их воспоминаниями.

      – Только поэтому?

      – Только это и важно.

      Воспоминания о маме. Они-то меня и держали здесь. Было бы предательством по отношению к ней уехать вот так, пока они ещё свежи. А потом… Потом мне будет трудно представить счастливые дни так чётко, как я их представляю сейчас. И только родное окружение позволит не увядать этим воспоминаниям в будущем.

      Мне вдруг стало неприятно от этих мыслей и захотелось заглушить их разговором, однако Ванс покачал головой, как только я открыл рот.

      – Не