Жёлтая книга. Иоланта Ариковна Сержантова

парень, Камбала, разбил банку для сбора анализов, попытался перерезать мне горло, но промахнулся и поранил лицо. Я успела сделать ему укол аминазина, шприц был под рукой, и упала. Рана на лице получилась нехорошей, сшили плохо, заживало долго…

      – И ты ушла? – спросил я.

      – Не сразу. Когда лицо поджило, вышла на работу, посмотрела на этого человека, и поняла, что больше не смогу находится там. Не из страха, нет. Просто, – быть равнодушной к страданиям больных подло, а пожалеть… Всех не пожалеешь, сердца не хватит.

      – Ты ненавидишь его?

      Она рассмеялась:

      – Да нет. Уже – нет. Я навещаю его пару раз в месяц. Приношу вкусного, мы разговариваем. Ему уже лучше, но не думаю, что он когда-либо выйдет оттуда, он непредсказуем.

      – Как и мы все… – задумчиво протянул я, и засобирался к себе в общежитие.

      Она грустно и понимающе улыбалась в ответ моему смятению и когда я был уже у двери, попросила:

      – Ты не приходи больше. С животными я справлюсь сама. Всё будет хорошо, не волнуйся, они в надёжных руках.

      После окончания учёбы мы разъехались кто куда, я не видел её много лет и вот однажды, на юбилее института мы встретились. Она пришла в сопровождении элегантного седовласого красавца. Один его глаз казался стеклянным, а другой искрил яростным обожанием.

      – Знакомьтесь, – представила нас она, – мой муж…

      – Я вижу, под твоей защитой не только земноводные, – съязвил было я, но мужчина опередил меня:

      – Да, к рыбам она тоже неравнодушна.

      – Но… как же это… Вы же…

      – Пытался её убить, хотите сказать?

      – Ну, а что же?!

      – А как бы на моём месте поступили вы? Понимая, что никогда не будете вместе с любимой женщиной. Она – свободна, а я заперт… Я порешил убить и её, и себя… Но… вот…

      – И что теперь? Вы здоровы?! Вас выпустили?!!

      – О, мой милый… Я навечно болен любовью к ней. Впрочем, как я понимаю, не вполне излечились и вы…

      Она легко коснулась его плеча и шепнула что-то на ухо. Он кивнул, и тут мне стало очевидно, что прибранные наверх волосы открыли обе её щеки. А шрам… Она гордо несла его на своём лице, как печать, тавро любви, которое дано нести не всем.

      Если ты ещё есть…

      В погоне за миражами несбывшегося, самонадеянно предполагать, что живёшь по-настоящему и чего-то стоишь.

      Кручу ручку старинной настенной кофемолки что есть мочи. В кухне нет двери, а кости кофе так громко и горестно хрустят под моим напором.

      Чтобы не разбудить домашних, делаю это в несколько приёмов. Стараюсь успеть, пока бесконечный простуженный скелет рельс с шипением прогибается под копией электровоза детской железной дороги.

      Для того, чтобы приготовить чашку кофе, необходим перестук пары скорых и грохот одного товарного. Первый давится шпалами, набит сонными отпускниками и опухшими от ночных посиделок командированными. Второй – длинный, как связка сосисок в гастрономе, загружен трубами, углем, и чем-то страшным, отвергающим жизнь. Оно прикрыто брезентом