Чучело. Владимир Железников

чтобы идти на день рождения к Димке Сомову. Он еще издали увидел их: Лохматого и Рыжего – они сидели на скамейке у речной пристани, – подскочил к ним, с размаху бухнулся рядом и спросил:

      – Ну что, баламуты, жрать охота? – зашелся мелким смехом и добавил: – И мне тоже!.. Как подумаю про сомовские пироги, слюнки текут.

      – А я меду с молоком навернул, – ответил Лохматый и мечтательно добавил: – Липа в этом году долго цвела – мед вкусный.

      – А мне бабка ничего не дала, – вздохнул Валька. – Чего, говорит, переводить продукт, раз ты в гости идешь.

      – Хитрая у тебя бабка, – сказал Лохматый.

      – Хитрая-то хитрая, а свою жизнь под откос пустила, – ответил Валька. – Ни кола ни двора. Вот Сомову хорошо. В рубашке родился. И родители деньгу зашибают, и красавчик, и голова работает на пятерки… Так и хочется ему мордочку почистить.

      – Завидущий ты, Валька, – сказал Лохматый.

      – А ты нет?… – Валька усмехнулся. – Чего там… Все люди лопаются от зависти. Только одни про это говорят, а другие врут, что они не завистливые.

      – А мне-то чего завидовать? – удивился Лохматый. – Нам в лесничестве хорошо. Воля. И вообще я кого хочешь в бараний рог согну.

      – Ну и что? – Валька презрительно сплюнул. – Сила – не деньги. На нее масла не купишь.

      Лохматый неожиданно схватил Вальку одной рукой за шею и крепко сжал.

      – Отпусти! – завопил Валька.

      – Рыжий, что главное в человеке? – спросил Лохматый.

      – Сила! – встрепенулся Рыжий, выходя из глубокой задумчивости.

      – А Валька ее не уважает, – сказал Лохматый. – Говорит, главное в человеке – зависть.

      – Отпусти! – вопил Валька. – Уважаю я силу!.. Уважаю! Отпусти! Задушишь!..

      Лохматый разжал руку и освободил Вальку. Тот на всякий случай отбежал в сторону.

      – Натрескался меду. – Валька потер шею. – Силища как у трактора. Не в отца… – Он что-то в злости хотел еще добавить, но передумал.

      – Ты моего отца не трожь, – угрюмо ответил Лохматый. – Он у меня весь изрешеченный и битый-перебитый всякой сволочью.

      – Смотрите! Шмакова идет! – сказал Рыжий. – Ну выступает!

      Лохматый и Валька оглянулись и обалдели.

      Шмакова была не одна, ее сопровождал Попов, но все смотрели на нее. Она не шла, а несла себя, можно сказать, плыла по воздуху. Попов рядом с нею был неказистым и неловким, потому что Шмакова нарядилась в новое белое платье, в новые белые туфли и повязала волосы белой лентой. Не по погоде, конечно, зато она блистала во всем своем великолепии.

      – Ну, Шмакова, ты даешь, – простонал Валька. – Тебя же в этих туфельках на руках надо нести.

      – Артистка эстрады, – сказал Лохматый.

      – Сомов упадет, – констатировал Рыжий.

      – А мне на Сомова наплевать, – пропела Шмакова, очень довольная собой.

      – Что-то незаметно, – сказал Лохматый.

      – Хи-хи-хи! – вставил Валька.

      – Ха-ха-ха! – присоединился к ним Рыжий.

      Попов посмотрел на Шмакову,