Пока смерть не разлучит нас. Марина Ефиминюк

у вас метки выступают на спине или на животе.

      – Или ниже, – ухмыльнулся он, покосившись на то самое место, которое приличные эссы никак не называют, чтобы не сдохнуть от стыда во время разговора.

      Знаете ли, умирать, когда ведешь светскую беседу, ужасно неприлично.

      Я замерла, посмотрела Доару в глаза.

      – Появились свежие мысли? – откровенно насмехался он.

      – Не перебивай меня! – огрызнулась я.

      – Ты ничего пока не сказала.

      Я принялась завязывать галстук, стараясь не думать ни о божественном запахе мужского одеколона, который дразнил мое обоняние, ни о едва заметной усмешке Доара, в прошлом вызывавшей у меня паралич мозгов. Только ступора сейчас не хватало, когда жизнь, можно сказать, висела на волоске, а я почти записалась в ряды старых дев и отправилась покупать первую из сотни кошек.

      – Метка появилась во время брачного обряда, – терпеливо объяснила я, только усилием воли заставляя себя не затягивать вивернов галстук до удушения. – Тебе следует опустить руки в святую воду венчальной чаши. Уверена, рисунок проявится.

      – А если нет? – выгнул темную бровь Доар.

      – Согласись, несколько нелогично полагать, будто я замужем за тобой, а ты свободен, – сухо вымолвила я и похлопала по кривому вздыбленному узлу галстука, надеясь его придавить (хлопнула от души, Доар даже кашлянул). – Предлагаю спокойно добраться до храма, вернуть брачные клятвы, и я растворюсь в тумане.

      – Вернуть брачные клятвы, говоришь? – Он вдруг резко опустил голову, едва не прикасаясь губами к моим губам, а я от неожиданности позорно смутилась и машинально отклонилась. – Аделис…

      – Да? – выдохнула.

      – Просто растворись в тумане. Без всяких прелюдий.

      – Ри… риат Гери? – прозвучал заикающийся женский голосок. В дверях, раскрывшихся абсолютно неслышно, судорожно сжимая тонкими пальцами бронзовую ручку, стояла та самая девица с отличной осанкой. Увлеченные азартным спором, мы с Доаром не заметили, как она появилась.

      В нашем с матушкой доме подобной неловкости произойти просто не могло: скрипели и петли на дверях, и старый, местами проваленный паркет. В светильниках при малейшем шуме сами собой зажигались или гасли живые огни. Сидишь, бывает, читаешь, а за окном собака залает, и все – гостиная погружена во мрак.

      – Что здесь происходит? – неожиданно требовательно вопросила девчонка, справившись с замешательством. – Риат Гери, почему вы…

      – Чуточку раздет? – фыркнула я себе под нос.

      – Все в порядке, риата Сиана, – за вежливо-бесстрастным тоном он пытался скрыть раздражение. – Мы уже закончили.

      – Риат Гери, это вы закончили, – немедленно поправила я, проворно скрывая метку под рукавом платья, – но не я.

      – Кто эта женщина? – без особой любезности кивнула девчонка.

      – А вы? – не осталась я в долгу.

      – Кто я? – переспросила она, вдруг страшно оскорбившись.

      – Почему вы у меня переспрашиваете?

      – Я невеста Доара! – выпалила та и смутилась: –