Махно. Михаил Веллер

двенадцатидюймовым главным калибром (зачем?!).

      Сытно кормят матроса – шестьсот пятьдесят граммов в день одного только мяса, да каши с приварками, да два фунта хлеба, да водки чарка к обеду, а чарка та – шесть унций, 170 грамм, стакан водки! Играет силушка в матросе, а веры ни во что уже нет, и социалистическая гниль расползается в трюмах.

      13.

      По Бессарабии гуляет с шайкой лысый здоровенный бандюган Гришка Котовский: грабит и жжет богатых.

      14.

      Встают ночами зарева над Малороссией, над Новороссией. Режут помещиков, пристреливают полицейских, взрывают судей и губернаторов.

      15.

      И выходит царский манифест о воле, и собирается первый в истории страны парламент, и сутками напролет мелют воду в ступе краснобаи Первой Думы.

      16.

      И вешают террористов военно-полевые тройки. И называют петлю «столыпинским галстуком». И публика в судах рукоплещет оправданным террористам. И права свободной личности милее всем «мыслящим людям» прав ненавистного и продажного государства.

      И никто больше не хочет жить как сейчас. И все предчувствуют, что непрочно все, что грядут неслыханные перемены.

      Глава вторая

      Бандит будущей революции

      1.

      Торговец вечером закрывает свою лавочку: продевает крюк в шкворень ставня, торчащий в отверстии оконного косяка, вынимает выручку из кассы, задувает керосиновую лампу. Когда он поднимает взгляд – перед ним в темноте блестят лишь зубы, осклабившиеся в жуткой улыбке, и белки глаз.

      Бедняга вскрикивает и бросается к двери! И там выход ему загораживает такой же невидимый злодей: оскал и буквально светящиеся глаза!

      Бросается в сторону – и третий оскал говорит ему в лицо:

      – Ты чего скачешь? Успокойся. Тихо стой, я сказал!

      Стальной острый проблеск зеркально играет на уровне живота, и обмерший торговец судорожно втягивает воздух. Быстрые, ловкие, неласковые руки обшаривают его карманы, вынимают портмоне из одного кармана, аккуратный пакетик мелких жеваных купюр из другого, часы – из жилетного. Выдергивают из брюк ремень, сажают послушную жертву на стул:

      – Ты шо, штанцы намочил? От робкий какой. Чи жалко так?

      – Не жалко! – горячо убеждает торговец.

      – От это правильно. Чаго их жалеть, гро́ши? Завтра тебе новых нанесут, верно?

      Связывают ему руки позади спинки стула поплотнее, чтоб не сразу освободился. Рот затыкают носовым платком.

      Глаза уже привыкли к темноте, и торговец различает три некрупных силуэта, причем лица такие же темные, как одежда, невидные в темноте, хотя кисти рук слабо белеют.

      – Доброго здоровьичка. Тихо сиди! Не то в другий раз спалим!..

      И исчезают.

      2.

      Лунный вечер, и трое моются у колодца.

      – А не отмывается тая сажа, – жалуется один голос. – Гришка, сбегай мыло принеси.

      Другой брат пересчитывает деньги, сбиваясь и морщась:

      – Сто пятьдесят один целковый… – Вертит