Фата на дереве. Галина Артемьева

только успела?) и уселась напротив – любоваться тем, как ему вкусно.

      Он ел, понемногу приходил в себя, успокаивался. А она беззаботно рассказывала про новый замысел брата, про планы сестры, про то, какой отличный сюрприз, что он пришел пораньше, а они и не заметили, так увлеклись…

      – Не хотел вам мешать, стоял, тобой любовался, – сказал Славик.

      И неожиданно для себя добавил:

      – И на твоих, знаешь, посмотрел со стороны. Представь: они сидели с выражениями лиц детей алкоголиков. Все-таки надо же – как это в генах-то отпечатывается!

      Любая откровенность наказуема.

      Тогда, именно после этой фразы своего благоверного, Сана поняла, что это значит. До нее дошло, что вечные истины касаются всех. В том числе и ее, влюбленную в своего мужа и доверяющую ему во всем и всегда. Во всяком случае, прежде слепо доверявшую.

      Она дернулась, как от удара. Это и был удар. Очень сильный удар по самому больному. Запрещенный прием.

      Лицо ее пошло красными пятнами. И, как в детстве, стараясь защититься от страшного, побежала она к двери, чтобы уйти и опомниться на улице, среди чужих, которым на нее наплевать и которые не обидят.

      Он даже не сразу сообразил, что она собирается делать.

      Неужели уходит?

      Вышел в коридор. Сердце его стучало в ушах так, что ничего больше слышать не получалось.

      Она уже стояла за входной дверью, обувалась прямо на лестничной клетке, опершись рукой о притолоку.

      Бешенство охватило его. Слепая ярость. Он подскочил и с силой хлопнул дверью. Прямо по пальцам жены.

      Гнев так ослепил его, что он не сразу понял, почему она рухнула как подкошенная. А сообразив, испугался смертельно. Мгновенно пришел в себя. Опомнился.

      Три пальца на руке Саны оказались сломанными его железным хлопком. Открытый перелом. Как прутики – кто бы мог подумать, что такое получится от одного его резкого необдуманного движения!

      Слава немедленно вызвал «Скорую». Объяснил, что случайно, что не видел, как она держится за притолоку рукой, думал, ушла уже, хотел закрыть… И вот…

      Сану привели в чувство. Болевой шок сказался странным образом. Она первый день после травмы не могла почему-то говорить. Просто молчала, и все тут.

      Муж просил прощения со слезами на глазах. Искренне каялся.

      Случайность. Нелепая случайность. Он должен был глянуть, удостовериться… Он не подумал.

      Сана кивала, давала понять глазами, что понимает его слова. Но молчала.

      Он запаниковал. На волне паники позвонил ее сестрице, рассказал «всю правду», мол, не видел ее руки и так далее. Регина примчалась. Взялась ухаживать, ворковать:

      – Птиченька, Птиченька… Что тебе принести? Хочешь, я пирожок испеку? Где болит?

      Славику было все равно, как обращается эта чужая, неприятная ему женщина к его жене. Лишь бы все стало как раньше. Лишь бы Сана говорила, улыбалась, любила его. Он отлично понял, что переступил некую границу, которую нельзя нарушать даже самым близким и любящим. Он вспомнил свой гнев, и ему сделалось жутко. Правда, Ростислав сумел быстро