Кошмарный принц. Денис Шулепов

Виктора Ильича исторгают истошный рёв. Он, суча ногами, пытается отъехать на стуле, но в результате сползает с него и ударяется копчиком о ножку с предательски застопорившимся колёсиком. Огненной спицей боль прошивает позвоночник, только смотрителю не до неё. Виктор Ильич на карачках утекает из кабинета.

      Очухивается лишь в «Подлодке». Он берёт графин, наполненный на четверть недорогим коньяком, и подходит к высокому (для тех, кто любит постоять) столику у окна. Наливает стопку и долго созерцает рябь от трясущейся руки. Он представляет, как коньяк обожжёт горло и нутро, и не решается выпить.

      – Нужно унять дрожь, – сказал он себе.

      Зажмуривается, выдыхает и залпом опрокидывает стопку. Коньяк оправдывает ожидания: будто огня глотнул. Алкоголь струйками растекается по жилам, как «горячий укол» хлорида кальция. На глазах выступают слёзы. Он ждёт, что организм отторгнет спиртное. И не дожидается. Стопка коньяка растворяется, расслабляя мышцы, унимая дрожь. А в голове всё так же пусто и звонко. Видимо, шок вошёл во взаимодействие с алкоголем, нейтрализовав последний. Такое случалось с ним однажды, когда мать Юрки Клинова сделала выбор не в его пользу. Тогда они с приятелем выпили на двоих пять бутылок «Столичной», приятель был пьян, а Витю не взяло. Он проводил приятеля до дома, а сам пошёл к себе, где пил всю ночь, пока не устал. Виктор Ильич понадеялся, что история не повторится, и налил новую стопку.

      История не повторилась.

      Пьяный вышел из бара, когда весенний день перевалил во вторую половину и неумолимо клонился к вечеру. Не помня себя, Виктор Ильич добрался до музея (который не имел право покидать в выходные дни) и, чудом ничего не свернув по пути, заперся в своей комнате. Перед закрытыми глазами мир вращался вокруг головы, смотритель то и дело открывал глаза, глядел в одну точку и останавливал взбесившуюся комнату. Останавливать получалось недолго: комната жила своей ураганной жизнью и не желала подчиниться пьяному хозяину.

      Виктор Ильич впал в свинцовую дрёму.

      Ему снился (или он мнил его себе?) смерч, угольно-чёрная воронка, вращающаяся с бешеной скоростью и несущая смерть.

      Свистопляска и круговерть вызвали тошнотворные позывы. Виктор Ильич едва сдержался. Лёжа на тахте, он клялся и божился, что больше не выпьет ни грамма. И в душе верил в это.

      Он хотел вернуться в кабинет-студию, хотел понять, что стряслось и что, чёрт дери, вообще происходит с этим столом…

      Столом?

      Интуитивно взявшаяся из ниоткуда уверенность причастности «древнего» стола моментально засела в голову, как гвоздь, вогнанный по шляпку в

      столешницу

      доску. Может быть, потому что стол действительно выглядел в глазах смотрителя старой рухлядью, которой место на свалке, а не в писательском кабинете, и за которую Кошмарный Принц выложил баснословные деньги?

      – Почему он так дорого стоил? – спросил Виктор Ильич у своего отражения в зеркале над раковиной. Он ополоснул лицо холодной водой и вознамерился снова подняться