Комната №11. Виктор Улин

перерывать сестрин книжно-тетрадочный развал, я понял, что ошибся насчет отсутствия женского.

      В духоте квартиры от нее так сильно пахло женщиной, что было впору умереть.

      Впрочем, я ошибся в воспоминаниях.

      Запах женщины в тот день не был мне известен, от сестры ничем таким никогда не веяло.

      Но еще ничего не зная, я понял, что и зачем делается на свете.

      Дальше возник провал действительности.

      Вроде бы мы искали конспект, потом радовались, что нашли, и смеялись.

      Но затем что-то перещелкнуло и оказалось, что Эльзино летнее платье – синее с белыми сердечками – висит на спинке стула, а на нем лежат белые трусики и маленький белый лифчик.

      Принято считать, что татары должны иметь черные волосы. Такими в большинстве они и являлись.

      Например, Эльвира – с которой у нас было несколько моментов прежде, чем она переключилась на Игоря – во всех местах имела признаки жгучей брюнетки.

      Подруга сестры тоже была татаркой, но волосы имела от природы светлые.

      В процессе, который пошел сам по себе, я не ставил реальной цели. К тому возрасту я был подкован в порнографии но не имел уверенности, что хочу дойти до конца.

      Ведь одну сущность представляли неизвестные интернетские тетки, занимавшиеся этим делом с такими же неизвестными дядьками, а совсем другую – живая подруга моей живой сестры.

      И дело было не в том, что Эльза могла нажаловаться на меня, этого я опасался во вторую очередь. В первую я опасался себя.

      Любой мальчишка, раздевающий первую в жизни женщину, мечтает стать мужчиной, но до смерти боится, поскольку событие является необратимым. В этом отношении я не выходил из общего разряда.

      Продвигаясь к последней точке, я подсознательно полагал, что смогу остановиться в любой момент.

      И, обладая сильной волей, в самом деле бы остановился.

      Но когда Эльзины трусики упали на стул, я увидел, что в точке схождения ее ног клубятся золотые заросли.

      И это решило все: во мне всколыхнулась темная сила, познанная год назад.

      Мальчишкой я ездил в сад охотно, поскольку там было все-таки просторнее, чем дома.

      Мой дурак-отец хватался за все, не умея ничего. Его садовые постройки оказывались непригодны для жизни. В туалет – грязную дощатую будку – было невозможно войти, повернуться и выйти без того, чтобы не разбить голову о притолоку. При любой возможности все мы обходились иными средствами.

      Однажды я зашел за смородиновые кусты и наткнулся на писающую сестру.

      Я жутко испугался и убежал, но успел увидеть, что между ее загорелых ног, разведенных на тупой угол, растут желтые волосы.

      В ту пору меня уже начало томить неясное. Случайный взгляд на сестру поставил все по местам.

      Я метнулся в туалет – показавшийся уютным – и наконец совершил то, что составляет главную радость мальчишки, еще не могущего быть мужчиной.

      За сестрой я никогда не подглядывал, она не вызывала во мне чувств. С детства мы жили, как кошка с собакой, к моему отрочеству превратились