Как я выходила замуж. Рассказы. Елена Кучеренко

быстро забылось. Прошли годы, я оказалась в храме, вышла замуж. И вот она, моя первая рождественская служба в маленьком украинском храме.

      Я к ней очень готовилась, ожидая чего-то необычного, волшебного. Чего я никогда не чувствовала в детстве на Новый год. Еще я собиралась причащаться. И нарядилась по случаю праздника в свое самое красивое платье. Но у меня заканчивался второй месяц беременности. Половину службы я провела в своем ослепительном наряде и с обострившимся вдруг токсикозом в прихрамовых кустах.

      – Да у тебя духовные проблемы, это бес в тебе сидит и к Богу не пускает, – проскрипела в итоге мне на ухо одна очень «церковная» старушка.

      – Беременная, тошнит меня, – оправдывалась я.

      – Спорит еще… Смирения в тебя мало, – проворчала бабушка.

      Но парировать я не успела и опять помчалась в свои кусты.

      Когда, изможденная этими своими токсикозными манипуляциями, я попыталась присесть в храме на лавочку, какая-то внушительных размеров дама сказала мне: «Молодая еще, постоишь».

      Я попыталась объяснить ей, что я беременная, что у меня все болит, кружится голова и вообще я прямо здесь и сейчас упаду и умру. Но она буркнула тоже что-то «очень духовное» и еще шире распределила по лавке свои габариты…

      Кто-то толкался. Кто-то на кого-то шипел, чтобы «не лезли в такой момент со своими свечками». Кто-то кого-то все время спрашивал: «Когда же все это закончится?» и «Будут ли подарки?» Кто-то истово крестился, совсем не по-христиански «заезжая» мне по уху своим троеперстием. А кто-то облокотился на меня и заснул. Я отталкивала его, а он ложился и ложился обратно…

      В сторонке, прижавшись к стене, почему-то плакала Вера Ивановна – пожилая женщина, давняя прихожанка. И все сморкалась в свой платок, огромный, мужской, синий и некрасивый.

      «Зачем она здесь? – думала я. – Вроде люди радоваться должны, а она ревет. И еще платок этот…»

      Мне самой жутко хотелось разреветься: все болело, тошнило и хотелось спать – прямо до ломки. Я не понимала ни слова из службы. Я вообще ее не слушала, а дико жалела, что «во все это ввязалась». В общем, ничего волшебного не было и в помине.

      – Да ладно, садись, зеленая вон какая, – сказала вдруг женщина с габаритами. Встала и взяла из-под лавки свой костыль, который я раньше не заметила. И тяжело заковыляла к свечной лавке.

      – Нет, что вы, сидите, я не знала, – испуганно пробормотала я.

      Но она обернулась, улыбнулась и прошептала:

      – Христос родился!

      «Христос родился!» – екнуло в сердце. И опять вдруг стало тепло, как тогда – с пряником…

      Я посмотрела вокруг. Уже никто не шипел, не толкался. Те, кто всю службу проспал, – проснулись.

      Я только сейчас поняла, что тот, кто на меня все время падал во сне, – это Катерина Ивановна, бабушка-грузинка восьмидесяти с лишним лет, которая, несмотря на годы, работала в храме бухгалтером и без всяких компьютерных программ виртуозно сводила дебет с кредитом, щелкая своими