За день до послезавтра. Сергей Анисимов

«не он первый, не он последний». Но вместе с тем на сыне Олега и Александры Ляхиных все равно отразилось то, что случилось с ним в те недели, – что бы там на самом деле ни было…

      – Есть такое понятие, – негромко произнесла бывшая терапевт. – Называется «дистимия». Хроническая, обычно длящаяся более двух лет депрессия – чаще как раз после психотравмы.

      – Ты с минуту назад сказала, что это не депрессия.

      – Именно так. Дистимия – это «по мотивам» депрессии. Сглаженная, вплотную приближенная к «вариантам нормы». Насколько я помню – как раз без социальной дезадаптации и суицидальной симптоматики.

      – Суицидальной!

      Вот тут отец Николая уже почти улыбнулся, как бы худо ему на самом деле ни было.

      – Какая у него бывает «суицидальная симптоматика» и «сглаженная депрессия», это мы с тобой в декабре видели. Четкий прямой с правой! А потом разворот на второго! Клянусь, я услышал, как у того сфинктеры прорвало. И ни секунды раздумываний о трагических судьбах российской интеллигенции – сразу дело. Так что…

      – Практически я была в ужасе, как ты помнишь. Но глядя со стороны – это тоже симптомчик. Социальная деморализация. Я не психолог, и уж тем более не психиатр. Но поведенческая агрессия…

      – Сашуля, не передергивай. Когда человек дает в морду на сделанное в грубой форме предложение быстренько одолжить ему сотовый телефон – это не поведенческая агрессия. Это нормально, особенно если тратить столько времени и денег на спорт, сколько тратит он. Я тоже не шахматист был, если ты помнишь.

      На этот раз не кивнуть мать Николая не могла. Ее муж в молодости действительно был не хилым парнем, да и сейчас, в общем-то, кое-что мог. Но декабрьская история каждый раз заставляла ее морщиться. Она воспитывала сына совсем иначе. Уметь защитить себя – это одно, против этого глупо иметь что-то против. Но перешагнуть через сваленного им человека, как через пустое место, – равнодушно и раздраженно… Это был уже перебор. Это действительно заставляло задуматься.

      – Тревожная сенситивность, – негромко сказала она вслух. – Она же тревожная мнительность. Она не только психотравмами провоцируется, в общем-то. Хроническая боль, о которой мы ничего не знаем. Отравление углекислым газом, переизбыток кофеина или лактатов, холицистокинин, – вот с этим я и сама сталкивалась. Он действительно начал кофе пить, хотя совсем недавно еще не любил.

      – Думаешь, это?

      – Нет… Пожалуй, нет.

      В этот раз она ответила не так уверенно, хотя кофе Николай пил такой, что взрослому человеку было смешно.

      – Панических атак мы у него не замечали, в общем. Ни классических, ни истерических, ни «тихих слез». Даже то, что вот только сейчас было – с его шипением и выпученными глазами, – это все равно не истерика. Он себя контролировал, иначе дверь не прикрыл бы в конце, а захлопнул в середине разговора. И «Рио-Рита» эта…

      – Да.

      Отец прислушался и предупреждающе