Пробуждение. Кейт Шопен

миссис Понтелье, что бы она хотела, чтобы я сыграла, – попросила она Роберта.

      Пока Роберт ходил с этим вопросом к Эдне, остававшейся у окна, мадемуазель Рейц сидела совершенно неподвижно перед фортепиано, не касаясь клавиш.

      Приход пианистки вызвал всеобщее удивление и настоящую радость. В зале царил дух умиротворения и ожидания. Эдна почувствовала себя чуточку смущенной оттого, что именно она стала причиной прихода сюда этой властной маленькой женщины. Она не смеет предлагать что-то и умоляет мадемуазель Рейц полагаться на себя в своих предпочтениях. Эдна, как она сама о себе говорила, очень любила музыку. Хорошо исполненные мелодии вызывали в ее голове самые разные образы. Ей нравилось сидеть по утрам в комнате, когда миссис Ратиньоль упражнялась в игре на фортепиано. Одну пьесу, которую часто играла Адель, Эдна назвала «Одиночество». Это была короткая грустная мелодия. Пьеса называлась как-то по-другому, но Эдна дала ей свое название. Когда она слышала ее, то в воображении возникал образ мужчины, стоящего у одинокой скалы рядом с морем. Он был наг и пребывал в состоянии безнадежной обреченности, глядя вдаль на птицу, улетающую от него прочь.

      Другая пьеса вызывала у Эдны образ молодой женщины, облаченной в платье с высокой талией времен Империи, идущей танцующей походкой по длинной улице, с обеих сторон которой высились высокие изгороди. Еще одна напоминала ей детей за игрой, а какая-то – скромную женщину, поглаживающую кота.

      При первых же аккордах музыки по спине миссис Понтелье побежали мурашки. Она не первый раз слышала сольную игру. Но возможно, это был первый раз, когда она была готова, возможно, это был первый случай, когда все существо Эдны было способно воспринять музыкальную тему.

      Она ожидала появления явственных картин, которые, как она думала, предстанут в ее воображении. Однако ждала напрасно.

      Эдна не почувствовала ни одиночества, ни надежды, ни желания, ни отчаяния. Самые глубоко запрятанные страсти поднялись в ее душе; раскачивая ее, они хлестали ее, как морские волны. Эдна дрожала, она была потрясена, слезы слепили ее.

      Мадемуазель Рейц закончила играть. Она встала, церемонно поклонилась и вышла, не останавливаясь, чтобы услышать слова благодарности или аплодисменты. Проходя по галерее, она потрепала Эдну по плечу:

      – Ну, как вам понравилась моя игра?

      Миссис Понтелье была не в силах говорить. Она судорожно сжала руку пианистки.

      Мадемуазель Рейц поняла волнение Эдны и даже ее слезы. Она снова потрепала ее по плечу и сказала:

      – Вы единственная, ради которой стоило играть. Все остальные? А-а! – И ушла шаркающей походкой, бочком направляясь вдоль галереи к своей комнате.

      Однако мадемуазель Рейц ошибалась насчет «всех остальных». Ее игра вызвала бурю восторгов. «Какая страстность!» «Какая артистка!» «Я всегда говорю, что никто не может играть Шопена так, как мадемуазель Рейц!» «Эта последняя прелюдия! BonDieu![20] Она потрясает

20

Боже! (фр.)