Разомкнутый круг. Валерий Аркадьевич Кормилицын

махала рукой до тех пор, пока сани не скрылись из виду.

      – Ничего! Доберемся не спеша! – подбадривал Агафон, время от времени доставая из-за пазухи бутылку пшеничной. – А то с этими почтовыми – деньжищ уйма уйдет, да и жулье там одно, – с удовольствием приложился к горлышку и громко чмокнул губами, оторвавшись от него через довольно приличный отрезок времени. Лошади, подумав, что чмокают им, пошли быстрее, бодро размахивая хвостами.

      Максим сидел, закутавшись в пыльную медвежью шубу, и глазел на родные места: «Жалко с Кешкой не простился, – пригорюнился было он. – Да ничего, еще свидимся…»

      Зима в этом году была нехолодная и малоснежная. Сани ходко шли по накатанной колее.

      В столицу прибыли почти в середине марта. За эти три недели Максим увидел больше, чем за всю прожитую жизнь: «Ай, да и обширна Россия, держава наша!» – любопытными глазами смотрел на города и села, через которые вез его Агафон. Кучер когда-то по молодости поездил-поскитался по матушке-России и теперь с важным видом рассказывал о местах, по которым они проезжали.

      Петербург просто потряс Максима своим великолепием – дворцами, высокими каменными домами и широкими бульварами.

      – Да-а, барин, это вам не Рубановка! – философски изрек Агафон с таким видом, будто он тут все и построил.

      Но пока искали дом князя Голицына, его матерно облаял городовой и перетянул плетью куда-то торопящийся гусар. Так что к вечеру, когда разыскали нужное место, настроение у Агафона стало не такое бодрое, и даже Даниле в его воспоминаниях стали присущи некоторые человеческие черты. Рубановка уже казалась много милее этого безразличного необъятного города.

      Трехэтажный дворец князя Голицына был ярко освещен огнями. Робея, Максим поднялся по широким ступеням. Его, оказывается, ждали, и лакей, услышав имя, тут же повел приезжего к барину. Проходя через ярко освещенные свечами залы, Максим поражался богатству и роскоши обстановки. Дом генерала Ромашова, в сравнении с этим великолепием, казался убогой конурой. Князь встретил его запросто, как старинного знакомца и приятеля, расцеловав в обе щеки и осмотрев со всех сторон, кажется, остался доволен.

      Через некоторое время в кабинет влетела и княгиня. Она сразу глянулась Максиму своей простотой и непосредственностью. Гибкая и невысокая, она порхала вокруг гостя и всплескивала руками.

      – Да вас одеть, мон шер,7 по-модному, какой жених станете! – щебетала она. – Высок, строен, красив, что еще надобно?

      Князь с улыбкой наблюдал за женой и был счастлив, что ей пришелся по-сердцу сын покойного товарища.

      – Ну, положим, дорогая, для службы в кирасирах он не высок. Там самый маленький тянет на два аршина девять вершков.8 Ну ничего, ему совсем чуть-чуть осталось подрасти.

      – А эта восхитительная мушка в углу рта сведет с ума не одну девицу, – не слушала его жена.

      Ее тонкие руки, от которых так приятно пахло, обхватили голову юноши и повернули к свету. Максим растерянно улыбнулся.

7

Мой милый. (фр.).

8

1 метр 82 сантиметра.