Разомкнутый круг. Валерий Аркадьевич Кормилицын

ладонью, попыталась сдержаться, но у нее явно ничего не получилось, и она принялась хохотать. Шпиц, пошевелив ушами, на всякий случай убрался под диван. «Чего, интересно, я сказал смешного?» – недоумевал Максим.

      Отсмеявшись, девочка вытерла белоснежным батистовым платочком свои чудесные глаза и спрятала его за рукав платья.

      – А как вас зовут, Рубанов с того берега? – поинтересовалась она, стряхнув что-то видимое только ей с подола платья.

      «Язвит еще!» – Максим! – произнес он, нахмурившись: «Говорила мне нянька, что много смеяться не к добру… не верил! А ведь так и есть».

      – Эта маленькая деревушка напротив – ваше поместье? – расправила девочка платье и поудобнее уселась, поджав ноги.

      Максим уже было собрался нагрубить и уйти, но ее совсем не детские глаза заворожили его и пригвоздили к стулу. Руки опять стали лишними.

      – В церковь с матушкой приехали, – неожиданно для себя заговорил он, – а кучер наш, Агафон, напился, как свинья, а я стал управлять и приехал сюда… вот…

      Девочка, покраснев лицом, старалась справиться с душившим ее смехом. Но совладала и серьезно спросила:

      – А где ваша матушка? Агафона стережет?..

      На этот раз даже ее прелестные глаза не смогли сдержать закипающий гнев, и Максим вскочил на ноги. Шпиц пулей вылетел из-под дивана и встал напротив, тоже наливаясь гневом и прикидывая, как ловчее броситься на врага.

      Девочка поняла, что сказала лишнее, и гувернантка фрау Минцель ее бы не похвалила. Будто не заметив состояния Максима и не меняя позы, нежно улыбнувшись, она произнесла:

      – А я – Мари, папенька зовет меня просто Машенькой, – улыбнулась одними глазами и пригласила: – Садитесь рядом, здесь вам будет удобнее.

      Расстроенный шпиц, клацая зубами, залез под диван, оставив снаружи задние лапки и хвост, дабы не забывали о его присутствии.

      Волна гнева ушла куда-то к потолку и там растворилась, растаяла, будто ее и не было. Дрожа ногами, Максим подошел и сел рядом с девочкой. На него пахнуло чем-то тонким и приятным: «От матери когда-то давно пахло точно так же», – вспомнил он.

      Шпиц горестно заворчал.

      – Молчи, Зизишка! – прикрикнула Мари. – А у меня нет мамы! Даже не помню ее…

      «Бедненькая!» – пожалел Максим, разглядывая ее лицо, губы и барахтаясь в зеленых колодцах глаз…

      – Вы не слушаете меня! – возмутилась девочка.

      – Нет, что вы, сударыня! – важно произнес он, вспомнив, как обращался к ней лакей.

      Несносная девчонка опять прыснула смехом.

      – Моя нянька говорит, что много смеяться к слезам! – обиделся Максим, и тут они расхохотались вместе.

      – Вы такой забавный! – сквозь смех произнесла она.

      «Хорошо это или плохо, что забавный? – раздумывал он. – Раз смеется, наверное, хорошо!»

      Шпиц, не выдержав одиночества, запрыгнул на диван и сел между ними, ревниво поглядывая на хозяйку.

      – Мы так веселились на Рождество! – между тем рассказывала девочка. – Приехали