Окаянная сила. Далия Трускиновская

мой беззлобливый! Ты собинная моя, помнишь, как у матушки нам радостно жилось? Я тебя никому ведь в обиду не давала…

      – Не давала, Дунюшка, – закивала, тряся короткой косой, тесно сжатая Аленка.

      – Так-то, господи, так-то, как родная жила… – не выдержав воспоминания о собственной доброте, заплакала и Наталья Осиповна. А чтобы ловчее было плакать, на скамью у стены села.

      – Так и ты уж не выдай меня, заставь век за себя Богу молиться! Выручай меня, подруженька, не то – пропаду…

      – Я всё для тебя, Дунюшка, сделаю! Говори – чего нужно?

      Объятие несколько ослабло. Любезная подруженька вздохнула и голову повесила.

      – И сказать-то боязно… – прошептала она. – Стыдно… Аленушка, помнишь, как Стешка долговязая жениха у Наташки отсушила? Ведь испортила парня…

      – Да уж помню, как не помнить, – удивившись совпадению, отвечала Аленка. – Стешке-то, дуре, как досталось! Кулачиха ей половину косы выдрала, грозилась и всю отстричь. Хорошо, Ларион Аврамыч не стал сора из избы выносить, теперь-то насчет чародейства строго…

      – Федор Аврамыч, – поправила Дуня. – Да я и сама никак не привыкну.

      – А мне-то каково? – встряла боярыня Лопухина.

      И то – тяжко под старость лет мужнино имя переучивать…

      – Аленушка, подруженька, всё для тебя сделаю! – и не попросив толком, но полагая, что Аленка поняла ее, воскликнула Дуня. – Если снимут с Петруши порчу, если вернется, если по-прежнему меж нас любовь будет – чего ни попросишь, всё дам! Хочешь – жениха тебе богатого посватаю, в приезжие боярыни тебя пожалую, хочешь – в обитель с богатым вкладом отпущу! А то еще знаешь, чего мне на ум пришло? В обители матушки тебя читать выучат, а я тебя к себе псаломщицей возьму, чтобы не расставаться… Аленушка!..

      – А ведь ты меня на грех наводишь, Дуня… – качая головой, прошептала Аленка.

      – Ох, грех, грех… Не так я тебя растила, девушка, не тому учила… – вовсе уж некстати подала голос боярыня.

      – Я твой грех замолю! – радостно пообещала подруженька. – Наши царские грехи есть кому прощать – коли понадобится, во всех церквах московских, во всех монастырях о тебе молиться станут! Вклады сделаю, в богомольный поход подымусь – всюду сама о тебе помолюсь, Аленушка!

      Аленка, потупившись, вздохнула.

      – Не то пропаду. Государыня Наталья Кирилловна со свету сживет… Да пусть бы бранилась! Любил бы муж, так и свекровина брань на вороту не виснет… Ведь знаешь, что она мне сказала? Что и я, мол, ту же мороку изведаю, как Алешеньку оженю! Что и мне таково же достанется, как ей сейчас со мной и с Петрушей! А его-то, чай, не винит! Аленушка, чем я ему не угодила? Ведь любил, Аленушка! Сидел напротив, за руки держал… Его испортили, вот те крест – испортили! Немцы проклятые! А порчу снять – это дело богоугодное!

      – Тише, Дунюшка, тише!..

      По лицу подружкиному решила Дунюшка, что более и уговаривать незачем.

      – Мы с матушкой всё придумали! Сами-то не можем, смотрят за нами строго. А ты отпросись у светличной боярыни на богомолье, –