Персидский джид. Далия Трускиновская

за руки, одолели, повернули и вышли прямо к церковке.

      – Это храм святой Ирины, – сказала Дуня. – Погоди – самую малость осталось.

      – А это что? – Данила мотнул головой, указывая на высоченную уступчатую башню. Она угловатой черной глыбищей обозначилась на ночном небе, а на самой высоте светился огонек.

      – А вот отсюда ханская женка и сбросилась.

      – Вон прямо оттуда? С самого верху? – уточнил Данила. Строение показалось ему совершенно неподходящим для такой цели.

      – Ага, и все косточки переломала… – Дуня, представив такие страсти, перекрестилась и прижалась к своему избраннику. Тулуп, даже свернутый, сильно мешал обниматься, и Данила осторожно высвободился.

      – Вот и пришли.

      Вроде только что была девка рядом, держала за руку – и как в землю ушла!

      – Дуня!.. – позвал ошарашенный таким чудом Данила.

      – Тише ты, нехристь… Сюда, сюда… – прошептала снизу Дуня. – Ступеньки высокие, не бойся…

      – Сломаю я тут с тобой шею, – недовольно буркнул Данила, и тут же ему пришло в голову, что девка-то не впервые лазит ночью в развалины ханского дворца. С одной стороны, и неприятно было знать, что до тебя ту каморку и ту рогожку опробовало невесть сколько народу, а с другой – должен же человек с дороги разговеться, и не отецкую же дочь для этой надобности улещать… Тем более – не пост, не праздник и не ночь на среду или на пятницу. Хоть в малой мере, а порядок соблюден.

      Шаря ногой наугад в темноте, он спустился ступенек на восемь, а то и на десять, после чего Дуня велела хорошенько пригнуться и втянула его уже в полнейший мрак.

      – Сыро тут, – заметил Данила.

      – Не беда, согреемся! – И девка, имевшая, надо полагать, кошачьи глаза, сразу оказалась у его груди, приласкалась, поцеловала, оттянув ему ворот, в шею.

      Затем, увильнув от более страстных ласк, исчезла.

      – Готово, – позвала она уже с пола. – Опускайся на коленки, свет Данилушка! Места мало, ну да не поссоримся! Не бойся, я подстелила!

      Данила, оказавшись разом и на рогожке, и в Дуниных объятиях, стал жарко целовать девку, она отвечала радостно и с полной готовностью. Меж поцелуями они помогли друг другу освободиться от заведомо лишней одежды…

      …– Что там? – спросил Данила, приподнявшись на локте.

      – А что, миленький?

      – Воет что-то?

      – Воет?

      – Прислушайся…

      Оба замерли. После ласк, которые временно лишают человека и зрения, и слуха, тишина подземелья сперва показалась всеобъемлющей, а потом донеслось что-то сквозь земляную толщу, голос не голос, вой не вой, а неприятно…

      – Данилушка! – вскрикнула Дуня, уловив эти звуки. – Ой, Данилушка, бежим отсюда! Ой – кого-то мы потревожили!

      Но не бежать она кинулась, а обхватила Данилу так, что и не пошевелиться.

      – Пусти, Дунь! Пусти-ка!

      Данила зажал смертельно перепуганной девке рот и опять прислушался.

      – Дунька, там человек… – растерянно произнес он. – Вопит же – «люди добрые!..». Ей-богу!

      – Да