не начальная интуиция, а такое же завоевание цивилизации, как общественная гигиена или транспорт. Вольтер прославлял вкус так же, как позднее технократы воспевали достижения техники. Далее, для Вольтера здравый смысл – необходимый принцип грамотных сочинений, которые должны приобрести историческую значимость. А влиять сочинения на историю могут, если авторы знают не одну лишь технику письма, но различные речевые техники: как говорить обходительно, как придавать речи пластичность. Тогда сочинения меняют историю так же, как ее меняет внедрение какого-то нового изобретения. Главным свойством хорошего произведения оказывается мера, но понятая не как у прежних классицистов как противоположность эмоциональных увлечений, но как единственная возможность отнестись к произведению эмоционально, а не только аналитично. Произведение воспитывает чувства, – но для Вольтера это не пробуждение чувств, а объяснение того, что чувства уместны даже там, где большинство людей бесчувственны. Именно уместность чувства была для Вольтера главным аргументом против традиционной религиозности, традиционного благодушия или доверия Промыслу или природе – всё это неуместные чувства, которые разумный человек должен обмануть. Тогда как настоящие, уместные чувства, пробуждающие охоту жить, требуют доверия. Конечно, такая концепция чувства далека от любых более современных социальных идеалов; и герой Достоевского точно заметил, что Вольтер верил в Бога, но мало, и столь же мало любил человечество. Но была бы полифония Достоевского полноценной без этой охоты жить как легкого трепета естествоиспытателя? И Вольтер понял, что желание жить – это не отбывание социальной роли, но часть эксперимента, который не может не окончиться благополучно, как поцелуй не может не закончиться счастьем.
Красоту Вольтер понимает двояко: как идеал, которым проверяет себя вкус («о вкусах не спорят» именно потому, что слишком бесспорен идеал красоты для хорошего вкуса), но и как результат развития человечества, которое придумывает себе красоту так же, как придумывает истоки своей истории. Вольтер, как и Кант, видит в умении полагать начало истории ту особую манифестацию социальных навыков, которая и ведет к лучшей социальной организации; только если в учении Канта эта социальная организация называется «вечным миром», то в учении Вольтера – красотой. Существуют хранители красоты и вкуса – особенно образованные люди, как в политике есть хранители мира, а в экономике – хранители финансов. Также вкус может портиться, как могут портиться международные отношения или доверие в области финансовых операций, – и как в таких случаях множатся шпионаж или фальшивая монета, так и при утрате вкуса множатся уродливые произведения. Для Вольтера важно было создать всеевропейскую или даже всемирную интеллектуальную биржу, которая позволяет проводить только правильные операции – говоря новейшим языком инновационных финансов, он научил всех заниматься майнингом интеллектуальной
