Кровавый след. Деон Мейер

мать твою!

      Они начали хвастаться, что у кого есть.

      Прибежала Мичи с пивом; тетушка Вильна обслужила их.

      – Стаканов не надо, – сказал Здоровяк.

      Они с удовольствием пили из горлышек. Седой брякнул бутылкой о столешницу, вытер губы:

      – Прямо материнское молочко!

      Эмма нагнулась ко мне через стол и шепнула:

      – Хотят вернуть молодость… Вспомнить, какими были в студенческие годы.

      «Скорее полные идиоты», – подумал я.

      – Еще пива! – крикнул Крысеныш.

      Тетушка Вильна принесла.

      Когда она проходила мимо нашего столика, я попросил счет.

      – Вы ведь еще двойной бифштекс заказывали, – удивилась тетушка Вильна.

      «Рыцари» вдруг замолчали, стали прислушиваться.

      – Спасибо, тетушка, в другой раз, – тихо сказал я.

      – «Двойной бифштекс», – хихикнул Крысеныш.

      «Рыцари Харли» снова заржали, стали пить пиво.

      – Булочки очень вкусные, – сказала Эмма тетушке Вильне.

      – Спасибо, Эммочка.

      Эмма налила себе еще чаю.

      – Эммочка, иди к нам! – крикнул Спортсмен.

      – Не тронь ее, она вон какая худенькая, – сказал Крыса.

      – Чем ближе кость, тем слаще мясо, – ответил Спортсмен.

      Они снова заржали.

      – А он предпочитает двойные бифштексы, – заметил Здоровяк, глядя на меня и стуча себя пальцем по черепу.

      Первый локстонский закон Леммера: в городке не давать воли своему гневу. Я встал, подошел к стойке и, держась к ним спиной, достал бумажник.

      – Знаете, почему Иисус не мог родиться в Локстоне? – спросил друзей Крысеныш.

      Тетушка Вильна нахмурилась.

      – Потому что здесь нет ни одного умного мужика, – ответил Седой.

      – Ха-ха-ха!

      – И ни одной девственницы, – подхватил Здоровяк.

      Снова «Ха-ха-ха» – на октаву выше.

      Тетушка Вильна выписывала нам счет – медленно и аккуратно, как всегда.

      – Ну не знаю, – возразил Седой. – Судя по виду, похоже, Эммочка еще девственница.

      Я положил ладонь на стойку, опустил голову, медленно сделал вдох. Вдох, выдох. Я понимал, какие мысли вертятся у них в головах. Они меня рассмотрели, увидели невзрачного, тощего субъекта, деревенщину. Храбрости у них заметно прибавилось.

      – Тощая дева со взором горящим, – сказал Спортсмен.

      – Да ты, оказывается, поэт! – воскликнул Здоровяк.

      – «Эмма, о, Эмма!» – пропел Крысеныш.

      – Ха-ха-ха!

      – «Скажи своей маме, что дядя хочет сделать с тобой ребенка».

      Хриплый хохот над его вариантом популярной песни «Эмма».

      Я открыл бумажник, приготовился платить. Заметил, как дрожат руки.

      – Не волнуйся, Эмма, я буду нежен с тобой, – сказал Крысеныш.

      – А может, и нет, – подхватил Спортсмен.

      – Ха-ха-ха!

      Я услышал, как Эмма отодвинула стул от стола и подумал: вот оно, началось.

      – Ну,