Дотянуться до звёзд. Эмма Скотт

от этой мечты. Не важно, что я чувствовал по отношению к писательству, коль скоро мне нужно было поддержать свою семью. Кроме того, после фиаско Носочного Мальчика я не спешил делиться с другими своими переживаниями и чувствами. Вне занятий я записывал свои личные размышления в дневник и хранил его в запертом шкафчике.

      Отем скрестила руки на груди.

      – Полагаешь, чувства не важны?

      – Чувства, – ответил я, – как миндалевидные железы. Большую часть времени бесполезны, но могут стать источником боли и дискомфорта.

      Она рассмеялась:

      – Вот, значит, какова альтернатива? Удалить их?

      – Если бы это было возможно.

      Судя по потрясенному выражению ее лица, это было последнее, что стоило говорить такой девушке, как Отем Колдуэлл.

      Она откинулась на спинку стула, по-прежнему держа руки скрещенными на груди.

      – Ну, думаю, страстное отношение к жизни – одна из причин, по которой мы приходим в этот мир. Исследовать жизнь во всех ее проявлениях, включая болезненные. Разве не отсюда происходит высокое искусство? Не из красоты и боли?

      Я медленно кивнул:

      – Полагаю, так и есть.

      – Красота и боль, – повторила Отем, как будто разговаривала сама с собой. – Мне кажется, эти понятия неразделимы.

      – Возможно, боль существует для того, чтобы мы научились ценить красоту, – предположил я.

      Отем посмотрела на меня кротким взглядом. Ее глаза притягивали.

      Мне захотелось быть ближе к этой девушке, но я был, что называется, запрограммирован отталкивать от себя людей – небольшое воспоминание о том, как папочка нас бросил, после чего мои самые сокровенные переживания растиражировали по всему Бостону. В конце концов, меня не просто так прозвали Амхерстской Задницей. У меня был мерзкий характер, а во время забегов я обгонял всех остальных участников, так что они буквально видели мою заднюю часть.

      Я кашлянул, чтобы голос звучал потверже:

      – А может, боль – это просто боль, и мы романтизируем ее, чтобы выжить.

      Отем отпрянула:

      – Твоя первая теория нравится мне больше. С другой стороны, моя соседка по комнате постоянно твердит, что я безнадежный романтик. Ну, или была им раньше.

      – Была?

      Отем грустно улыбнулась:

      Я помахал рукой.

      – Забудь. Извини. Я…

      «Очень красивая».

      Отем вздохнула – так могла бы вздыхать Джульетта на своем балконе, ее тонкие пальцы поигрывали ручкой.

      – И вообще, что толку от романтики? Это просто красивые слова, которые ничего не значат, если за ними не стоят серьезные намерения.

      Грусть в ее глазах, уже виденная мною ранее, вернулась, и я задумался, кто стал тому причиной. Что за урод обидел эту солнечную девушку и бросил ее в беде?

      «Ей нужен хороший человек, который будет ее веселить, чтобы она всегда смеялась и улыбалась. Достойный парень с большим сердцем…»

      – Привет, – прозвучал низкий голос у меня над головой. – Мы снова встретились.

      Возле стола стоял, подбоченившись, Коннор, всемогущий король