Дело Судьи Ди. Хольм Ван Зайчик

повышенной чувствительностью знатоки, к каковым ланчжун себя не относил. Иное дело – «Пуэр». «Пуэр», особенно «Золотой» – это да, это чай, это вкус, это аромат, это ощущения, это… Да что говорить, лучше один раз попробовать.

      Однако же, зная давнее пристрастие Кая к жасминовому чаю, Баг ничего не сказал, а лишь благосклонно кивнул, когда они уселись в самом дальнем углу, за ширмой, на которой бессмертные кушали чай в обществе отца ордусской генетической науки Крякутного, – пожилой ученый в изображении местных ширмоделов не совсем походил на себя, но Баг определенно знал, что изображенный между хромым Ли Ге-гуаем и феей Хэ Сянь-гу[18] кряжистый преждерожденный в бороде – именно Крякутной, ибо уже не первый раз сталкивался с этим распространенным в Ханбалыке живописным сюжетом. В какой-то харчевне ланчжун однажды видел Крякутного, беседующего с прославленным полководцем древности Чжугэ Ляном: великие люди были рельефно высечены в граните стены, а между ними ваятель несколькими выразительными штрихами обозначил походный столик с расстеленными на нем свитками; так что с тех пор Баг подобным вещам перестал удивляться. Ибо таков удел мудрых – быть воспетыми в народных сказаниях и изображенными на ширмах и фресках.

      А то, не ровен час, и фильму снимут… да, того и гляди, многосерийную… Вроде как «Приоткрытая книга» или «Укрощение строптивого огня»…

      И что в том дурного? Ровным счетом ничего, кроме доброго!

      Заметив кивок Бага, выскочивший из-за ширмы прислужник картинно, с высоты в десять, наверное, цуней наполнил его чашку кипятком, не пролив при том ни капли, закрыл крышкой и бесшумно удалился.

      – Ну как тебе гостиница, драг еч? – Кай взял свою чашку, сдвинул крышку и поднес ко рту. – Ты ведь первый раз в «Шоуду»? Хорошо спал? Ах, прекрасный чай!..

      – Да. Все хорошо. Только… – Перед внутренним взором Бага на какое-то мгновение вновь появилась бледная ночная гостья; сказать? не сказать?

      – Что «только»? Что-нибудь не так? – Ли-пэн обеспокоенно отставил чашку. – Ты говори, говори, драг еч. Это же моя работа.

      Да три Яньло, в конце концов! Мало ли, что привидится… Да и Кай взволнуется, а сейчас у него и другой мороки полно, в преддверии праздника-то. И как сказать? Мол, было мне видение, а может, и не видение, но только заходила какая-то преждерожденная сквозь закрытую дверь, а потом взяла и растаяла как туман?

      – Только спал я плохо, – успокаивающе улыбнулся Баг. – Это, наверное, от усталости. Все же путь к вам неблизкий. – Он положил руку на загривок сидевшему на соседнем табурете коту; стал поглаживать. Судья Ди тихонько замурлыкал. – Вертелся всю ночь, еле заснул. Знаешь, еч, как это бывает?

      – Ну… да. – Вот в этом был весь Кай Ли-пэн. Если бы Багу пришлось составлять его членосборный портрет, то помимо чисто внешних черт ханбалыкского приятеля он обязательно бы указал вот это «ну… да» – с небольшой, хорошо акцентированной паузой между словами и короткой, искренней и оттого

18

Восемь бессмертных (ба сянь) – восемь легендарных персонажей китайского пантеона, с каждым из которых связано большое количество легенд; неоднократно выступали персонажами традиционной китайской литературы: Лань Цай-хэ, Ли Те-гуай (действительно хромой и оттого ходящий с палочкой), Люй Дун-бинь, Хань Сян-цзы, Хэ Сянь-гу, Цао Го-цзю, Чжан Го, Чжунли Цюань. Из них, кажется, никто не был замечен в пристрастии к чаю, но все больше – к вину.