Аллея королевы Луизы, 32. Вадим Храппа

их подальше, а то ведь увидит кто, скажет – взятки берешь.

      Милиционер, не спуская глаз с ее зрачков, стал совать обертку в карман форменных брюк, никак не попадая в него рукой.

      – Что-то писать хочется,– сказала Санксти.

      – Хочется,– сказал ефрейтор.

      – Ой, как писать хочется!..– сказала Санксти.

      Ефрейтор скривился и затоптался на месте, как конь.

      – А мы сейчас пойдем и пописаем,– приговаривала рыжая ведьма.

      – Только не вместе,– сказал Валдис.– Нам ехать надо.

      – Зачем же вместе? Он уже большой, он и один может. Да, мой ласковый?

      – Да.

      – А как пописаем, так все и забудем. Будто и не было никакой черной машины, будто и не было никакого Ауктуммиса, и тети красивой тоже не было? Правда?

      – Правда.

      – А бумажки эти дай мне, я выброшу. Нехорошие бумажки, грязные бумажки,– сказала Санксти, забирая у милиционера документы.– Ну, иди, пописай, мой хороший, иди.

      Ефрейтор посторонился, пропуская зеленый “Мерседес” – такси, и заторопился в лес.

      Когда он вернулся к микроавтобусу, его напарник спросил:

      – Ну что там?

      – Поссал,– ответил ефрейтор.

      – А с БМВ что? Оштрафовал?

      – Блядь…– сказал ефрейтор и покачнулся.– Что-то у меня голова болит.

      – Эй!– сказал его напарник, увидев, как побелело лицо ефрейтора.– Ты чего, Миша? Тебе плохо, что ли? Эй, эй, ты того, ты только не падай! Погоди, сейчас я тебе помогу к машине добраться, отдохнешь! Ты только держись, Миша!

      Он дотащил своего товарища до микроавтобуса и посадил на порог, прислонив к сиденью.

      – Ты погоди,– бормотал он,– погоди, сейчас я тебе водички дам. Это жара блядская. Стой тут, как блядь. Сами постояли бы, бляди, узнали бы, что почем!

      20

      Ремизов очнулся и увидел кроны деревьев. “Дуб” – машинально отметил Ремизов и понял, что лежит на спине. Верхние ветви были еще освещены розоватым светом, но внизу уже смеркалось. Он попробовал встать и не смог – руки и ноги были растянуты в стороны и крепко привязаны. Кроме того, он осознал, что рот у него заклеен пластырем. Он еще не испугался, до него пока не доходила дикость его положения вся целиком, только отдельные ее части. Вот – руки распяты, пластырь на лице… Затылку почему-то очень твердо. Он подвигал им и выяснил, что лежит на камне. Об этом говорил и позвоночник, и локти, шевелить ими было больно. Этот камень, на котором уместился весь Олег Ремизов, и объединил все его ощущения в одно целое – в ужас. До него дошло, что он распят на камне абсолютно голым и беспомощным. Мгновенно он вспомнил, как сел в машину к Валдису – будь он проклят, этот бандит! Какого черта он с ним связался? Ведь зарекался же – никаких дел с бандитами… – как тот повез его из города… Надо же так попасться! Самому влезть в машину к убийце и выехать с ним к ночи за город!

      “Сколько времени? – подумал Ремизов.– Ведь мне в десять встречаться с Шадриным из администрации”.

      Идиот! Какой, на хрен Шадрин! Сейчас тебя начнут резать и по кусочкам отправлять твоей жене – требовать выкуп. А откуда у нее выкуп?