Аллея королевы Луизы, 32. Вадим Храппа

к тому, что говорит хозяйка.

      – Ко мне приезжала одна пара… – говорила еще хозяйка, когда Валдис повернулся и пошел к машине.

      – Я живу на хуторе,– сказала рыжая, не глядя на него.– В двух километрах отсюда. У нас на чердаке есть две комнаты, которыми мы с отцом не пользуемся. Мне кажется, Вы с ним могли бы договориться.

      – А Вам не кажется,– спросил Валдис,– что это все как-то слишком кстати?

      – Нет, – сказала рыжая.– Это все – совершенно случайно. Не думаете же Вы, что я подстерегла Вас на дороге?

      – Может, Вы и водку пьете?– спросил Валдис.

      – Иногда.

      “Черт с тобой”, – подумал Валдис.

      – Показывайте, где ваш хутор?– сказал он.

      – Прямо. Нужно проехать через Кленовое, а потом я покажу.

      Они добрались до железной дороги, но не стали пересекать ее, а поехали вдоль по мостовой, где булыжник местами был разобран, и белели песчаные провалы. Вскоре кончилась и она, и через поле пошла колея, нарезанная тракторами и грузовиками. Валдис ехал по обочине так, чтобы колеса его машины шли по гребням, стараясь не угодить в борозды, но все равно, БМВ шуршал брюхом по сорнякам, а в его правый бок скреблись колосья озимой ржи.

      Хутор был окружен живой еловой изгородью. Ели давно уже никто не подрезал, они выросли и стояли стеной, так что самого дома за ними не было видно. А дом – приземистый, с оспинами осыпавшейся штукатурки, открывшей глиняные стены, и с черными дощатыми дверьми – примостился у небольшого заросшего дубами холма, горбом торчавшим из-за черепичной крыши. Этот самый дом поразил Валдиса своей древностью. Он вышел из машины перед воротами из еловых жердей и стоял, разглядывая реликтовое строение. Он много помотался за последние годы по Прибалтике, Пруссии и Европе, но ничего подобного нигде не встречал. Этот дом не знал ремонта лет триста, если вообще его кто-то когда-то ремонтировал. А, судя по тому, какими низкими были его покривившиеся от времени, раскорячившиеся стены, какими подслеповатыми квадратные с коваными навесами-уголками окна, дому было не меньше четырех-пяти сотен лет. С крышей, вдвое превышавшей высоту стен, крытой потемневшей черепицей, он походил на покрытый плесенью гриб-моховик.

      Рыжая откинула в сторону жерди и, приглашая, повела рукой в сторону двора с одинокой телегой посредине.

      Ветер волновал ее сарафан и шевелил огнем сверкавшие пряди волос. Тело под сарафаном хорошо просматривалось, а волосы отливали красной медью. За ней, растопырив оглобли, тонула в сорняках телега. Дальше – раздобревший и расплывшийся дом с белыми в желтых проплешинах стенами и красно-коричневой крышей, подернутой зеленью, на фоне темно-зеленого холма укрытого пеной дубовых крон. И на всем – разлитая акварель заходящего солнца. А сверху – разбавленное розовым небо.

      Это был гениальный сюжет. Валдис почувствовал, как мелкими иголками покалывает кончики пальцев, и чтобы ослабить это чувство, он забарабанил ими по воздуху, стряхивая напряжение. Он вдруг вспомнил запах конопляного масла.

      “Все,– подумал Валдис.– Успокойся. Лучше вспомни,