Дожить до весны. Наталья Павлищева

потом те же водолазы… укладывали на дно Ладоги деньги, вернее, бумагу, предназначенную для выпуска денег. Нет, не для приманки кладоискателей, туго скрученная бумага с водяными знаками оказалась прекрасным изолятором для электрокабеля, проложенного также по дну от заработавшей Волховской ГЭС к все еще блокадному Ленинграду. В Ленинграде пошли трамваи – символ жизнестойкости города, зажегся свет в квартирах, заработали простаивавшие цеха заводов. А кабель и по сей день в работе, правда, не на дне Ладожского озера, а… под Невским проспектом.

      На доме номер 48 по улице Ленина в Санкт-Петербурге теперь есть памятная доска, посвященная легенде ЭПРОНа инженер-полковнику Нине Васильевне Соколовой. Родина не очень щедро оценила труд своей единственной женщины-водолаза тех лет, а ведь ее личный результат – 644 часа под водой в тяжелейших условиях сначала Баренцева моря, а потом штормовой, ледяной Ладоги.

      Обычно первому снегу радовались, но в тот день, когда на улице стало все белым-бело, бабушка только ахнула и сокрушенно покачала головой:

      – Голод будет.

      – Почему, бабушка, почему? – пристала к ней Женька.

      Ну какое отношение имеет первый снег к голоду?

      – Примета такая есть, Женя, если снег на не опавшие листья ляжет, быть голодной зиме.

      Станислав Павлович просто не позволил никому расслабляться и паниковать, он заявил так, что никто в квартире не посмел возразить:

      – Печи есть, пойдем за дровами.

      – А где дрова покупать?

      – Будем собирать то, что может гореть, на разбитых домах.

      За дровами отправились все, кто мог: сам Станислав Павлович, бабушка, Елизавета Тихоновна и Женя с Юрой. Доходяга Егор Антонович остался присматривать за Таней и Олей. Когда они вернулись, таща кто что мог, то еще в парадной услышали рев сестричек и неумелое пение Егора Антоновича:

      – Ой, люли, люли…

      Люли не помогали, девчонки хотели есть, и им было холодно.

      Их большущий холл, где совсем недавно устраивали общие праздники, превратился в дровяник. Все притащенное с улицы сложили прямо под дверь квартиры эвакуировавшихся Якимовых.

      У Титовых пропала Мила, уехала рыть окопы, как многие другие студенты, потом сообщила письмом, что все в порядке, и после ни строчки больше месяца. Елена Ивановна пыталась разузнать о ее судьбе, в институте сказали, что ничего не знают, занятий пока нет, а потому она сама по себе.

      Мила пришла сама, выглядела хорошо, куда лучше, чем раньше, явно была сыта.

      Шепотом сообщила бабушке, что служит в Смольном, новая знакомая, которую она вытащила из-под бомб на себе, пристроила.

      Глядя на то, что Мила выкладывает на стол, Ирина Андреевна покачала головой:

      – Рада бы не поверить, да не могу. Кем ты можешь там работать?

      – Уборщицей. А скоро перейду в официантки в правительственную столовую, мне обещали.

      – Сытно кормят? – как-то холодно поинтересовалась бабушка.

      Мила смутилась:

      – Да,