14 сказок для взрослых. Ирина Турович

черные лестницы…

      Утром Крыстя нашла тело мужа в сарае. Повесился Михал. Никто не сомневался, что мужик себя порешил. Пил сильно, все деревня знала. Крыстя повыла над гробом, как положено, без страсти, и похоронили самоубийцу за оградой.

      Через несколько дней взяла Крыстя тот злополучный топор – она-то знала, где лежит – пришла в костел, будто на исповедь, и не успел ксендз обернуться, как набросилась на тихого ангела. Рубила статую, топтала, кричала проклятия, да только назавтра ангел был на своем месте и невредим. Крыстю посадили было под замок, подержали сутки и выпустили. Что с нее взять? Обезумела баба, блажит. Так ведь есть с чего.

      Но недолго оставалось ей блажить. Ночью занялся ее дом пламенем, перекинулось на хозяйственные постройки, все сгорело, и погибли в пожаре Крыстя, и дети, и вся скотина. Разное в деревне судачили. Что выкатилась из печки головня, пока баба спала, а крестьянский сон крепок; что подожгли хату собутыльники Михала, и дом загорелся сразу с четырех сторон, а больше всего нравилась кумушкам версия, что отомстил Крысте за поругание красивый ангел. Тут уместно было достать платок и всплакнуть.

      – Жесть! – прокомментировал Петр. – Представляю эти умильные рожи.

      – «С той поры никто больше не видел в окрестностях дурочку Параску» – фраза так и просится в рассказ, – моя реплика.

      – Точно, такой момент в рассказе есть, – улыбнулась Ильса.

      – Браво! На роль Параски я бы взял актрису старой школы, – отметил Петр. – Молодая не потянет.

      – Прекрасная полячка – типаж Венеры Боттичелли, – предложила я.

      – Форнарина? – подхватил Петр. – Кажется, так ее звали.

      – Форнарина была у Рафаэля, – неуверенно сказала я.

      – А говорили, педик. Так у Сандро другая? Но ведь похожи. Разбери их, этих итальянцев.

      – Как-то вы, друзья мои, развеселились. Грустная история, – упрекнула Ильса. – Страшный наш народ!

      – Бессмысленный и беспощадный, – Петр притворно вздохнул. – Хоть бы эта Параска. Одна немая сцена, одна реплика, одно исчезновение – и какой образ!

      – Без юродивого нет «Бориса Годунова», без могильщиков «Гамлета», без Лизаветы «Преступления и наказания». Закон жанра, – сказала я. – Вот бы кто исследовал, какую смысловую нагрузку в драматургии сюжета несут эпизодические персонажи…

      – Мы сегодня еще не пили за науку, – Петр посмотрел на просвет остатки пива в бокале. – Мда. Пиво без водки – деньги на ветер.

      – Ну что за гады.

      – Ильсочка, прости, это профессиональное.

      – Не буду больше ничего вам рассказывать.

      – Не хватает эпилога, – продолжила я. – Вроде «ангел исчез». В один прекрасный день, например, воскресенье, прихожане собрались на службу, и по рядам прокатился шепот, люди переглядывались и недоумевали: где прекрасный ангел? За что они отлучены от чуда? Загадку мог бы разрешить молодой ксендз, но по какой-то причине не захотел объяснять, и просто прочитал проповедь о страшном суде и гневе господнем, а пани Бася, Михал и Крыстя навсегда остались частью