Под ласковым солнцем: Ave commune!. Степан Витальевич Кирнос

но оперативно-партийное управление никто не отменял.

      – Но как вы один можете выражать… народную волю? Это не-логически.

      – Хочешь логически… скажи, человек в Директории подчиняется только указанию коллектива? Указанию народа?

      – Да-а-а…

      – Правильно, и моё решение, как человека в статусе старшего партийца, может пересилить только голосование населения этого Улья. Народ это Партия, а в ней есть структура, и каждый уровень структурный есть степень выражение воли народной. Сейчас я докажу это.

      Форос отошёл назад на пару шагов и взмахом правой руки остановил первого попавшегося человека, приложив шесть пальцев к его груди. Давиан метнул скоротечный взгляд на него – в серых одеждах, худосочный, чернявый и с зияющей пустотой в глазах, будто у человека вырвали душу.

      – Партиец, внемли мне и повинуйся, – посох устремился вбок и уставился окончанием в сторону колонны, отразив на своей поверхности и белый холод мрамора и серую безликость неба, которые поникли перед нечеловеческим указом. – Разбейся!

      Без всяких сомнений или возражений мужчина с места разогнался и с разбегу приложился лбом о багровую колонну, из-за цвета которой не осталось следов бесчеловечного приказа. Послышался глухой стук и мужчина дёрнулся, покачнулся и рухнул на мраморный пол с раной на лбу, испачкав его лужей крови, потёкшей из раны на затылке, который разбился при падении, распластав конечности.

      – Вот видишь в чём сила веры в идею коммун! – по-больному радостно возопил Форос. – Фон отдал свою жизнь, потому что я это ему сказал. Если у нас правят людское коллективное решение, то это значит, что он разбился по его воле. Если бы я не был народом, точнее совокупностью его воли, то он бы не сделал это.

      Давиана одёрнули смешанные чувства. Впервые он видит такое могущество и силу, абсолютную власть слова партийного иерарха. Ни Культ Государства, ни Церковь в Рейхе не обладают такой властью, а здесь, тот, кто равен всем и в то же время возвышен, потому что… выражает волю многих? На секунду юноша задумался – «а не бред ли это?» и исторгнул эту мысль, отбросил в сторону, как преступную. Фибры души взволновал вопрос правильности такого поступка и приказа, так же как и штиль на море волнует тяжёлую серую парусину… никак.

      «Почему он поступил так? Почему разбился по первому приказу?» – Вот какие вопросы бегают по уму юноши. – «Фанатизм? Пропаганда? Или он реально выражает волю народа?»

      Давиан погряз в десятках различных мыслей, которые оканчивались только возвышением идеалов Коммун и партийной властью, но ничего о том, что такое поведение ненормально. Будь тут Пауль, он бы сказал, что всё это похоже на тоталитарную секту, на деструктивный культ, проникший в сами души людей и разъевший их, он выел сознание вездесущей пропагандой и системой наказания, здоровый дух выхолощен, вместо него только поводок, связывающий человека и Партию, так же как и собаку с хозяином.

      – Ладно, ты пока осмысляешь силу партийного слова, я расскажу, выдам благую